Оргазм, или Любовные утехи на Западе. История наслаждения с XVI века до наших дней - Робер Мюшембле

В 1686 году вышел трактат доктора Николя Венетта (1633–1698) «Картина супружеской любви», порвавший с общепринятой традицией. Этот трактат был невероятно популярен в Европе, переиздавался более тридцати раз, переводился на нидерландский (1687), немецкий (1698), английский (1703) языки, не считая многочисленных переработок. В 1826 году он был переведен на испанский, а потом стал настольной книгой французского простонародья. Автор последовательно пишет о механизме половых сношений, о результатах полового акта и его социальных аспектах, таких как законы отцовства, наследования, развода и пр. Венетт смотрит на вещи традиционно по-мужски: он, например, считает, что один лишь вид пениса возбуждает женщину до безумия. Однако он не видит ничего зазорного в том, что оба пола испытывают вожделение. Мужчина, по его мнению, сатир, а женщина постоянно стремится к плотской любви, потому что само устройство ее половых органов делает ее ненасытной. Разница состоит в том, как насыщается эта потребность: более сильные мужчины удовлетворяются быстрее и быстрее исчерпывают свои силы. Женщины капризны, ревнивы, тщеславны и гораздо хуже могут себя контролировать. Венетт настойчиво советует обоим полам жить сексуальной жизнью: мужчинам — для того чтобы сохранить здоровье и избежать внезапной смерти, женщинам — для того чтобы спастись от меланхолии, истерии, «зеленой болезни» (хлорозиса). Вместе с тем он предостерегает от злоупотреблений или «яда сексуальности», призывает следовать золотому правилу умеренности, так как самые похотливые животные — воробьи и зайцы — живут меньше всех[247]. Венетт снимает чувство вины с плотского наслаждения, но проповедует супружескую мораль и утверждает, что мужественность лишь частично проявляется в эротических возможностях, а полностью реализуется в способности зачать ребенка, особенно если это мальчик. С другой стороны, жена не способна самостоятельно справиться со своей природной похотливостью: «Она как флюгер, что вертится от каждого дуновения ветра, который был бы сорван и унесен бурей, не удерживай его стержень, к которому он приделан»[248]. Долгий успех его книги был связан, вероятно, с тем, что в ней патриархальные традиции переплетались с новыми представлениями, которым было так же приятно следовать, как и читать о них. Венетт говорит о позиции «мужчина сверху женщины» как о наиболее естественной и доставляющей наибольшее удовольствие, но он советует также использовать позицию на боку или сзади. В последнем случае он осмеливается пойти против суровых богословов и настаивает на преимуществах этой позиции, так как при ней «матка расположена гораздо более благоприятным для зачатия образом», ибо семя попадает непосредственно внутрь нее, хотя, с его точки зрения, удовольствие от такой позиции меньше. Вместе с тем он, как и большинство проповедников или авторов классической эротической литературы, примером которой может служить «Школа девушек», решительно отвергает любое вневагинальное семяизвержение. Содомию он считает «великим преступлением», так как «она никаким образом не может привести к зачатию». Он возмущается «нечистым обычаем» предаваться минету, от которого, по его мнению, на члене появляются бородавки. Представление о том, что наслаждение плоти — грех, если оно не используется ради продолжения рода, Венетт с невероятной ловкостью подменяет другим: «супружеские ласки — узел супружеской любви», «ее подлинная сущность»[249]. Ну а дальше он обращается к традиционной проповеди умеренности, к учению о неравенстве полов в супружеской жизни и клеймит позором сексуальность, не направленную на зачатие ребенка. Вместо аргументов богословов он использует медицинские доводы, но они все так же направлены на то, чтобы закрепить якобы «естественный» порядок вещей, при котором мужчина главенствует и в браке, и в обществе.

К концу XVIII века разговоры о теле приобретают все более светский характер, что связано с огромными потрясениями в обществе, политике и науке. Возникают новые аргументы в пользу главенства мужчины-самца в браке и в половой жизни, и эти аргументы, гибко приспособленные к веяниям времени, еще сильнее укрепляют роль мужчины в обществе. Сущность взаимоотношений мужчины и женщины не меняется, но меняется представление о механизмах, управляющих ими. Главенство мужчин опирается отныне не на слово Божье, а на внутреннее осознание особенностей своего пола и, соответственно, на убеждение в неполноценности другого пола. Границы между миром мужчин и миром женщин все укрепляются, и вместе с тем система субординации по идейным мотивам порождает постоянную тревогу у вышестоящих: не выйдут ли нижестоящие из-под контроля? Таким образом, вышестоящим постоянно нужны все новые доказательства подчиненного положения нижестоящих[250]. В Англии и во Франции, несмотря на всевозрастающий антагонизм между ними, происходят поразительно схожие процессы с разницей в мелких деталях. Можно понять, почему доктора Венетта так охотно читали и по другую сторону Ла-Манша. В Британии отвергают французскую революцию, и в то же время там рождается «средний класс» — провинциалы, призванные утвердиться на сцене викторианской эпохи. Они отличаются и от аристократии, и от джентри системой домашних ценностей, и в этой системе сферы деятельности мужчины и женщины совершенно разделены. У «среднего класса» большие политические и общественные амбиции, эту социальную группу можно отличить по трем характерным признакам: коммерческая деятельность, рационализм, сдержанность. Последний признак весьма схож со «средним путем» французских философов, сторонников умеренности в удовольствиях и самоконтроля в поведении. Общественным формациям предшествуют идеи. Основы зашатались уже давно, в эпоху кризиса европейского сознания, тянущегося с конца XVII века до 1720-х годов. Перемены в сознании получили конкретное воплощение в следующих пяти нововведениях, утвердившихся в сфере семейных и сексуальных отношений: введение двойного стандарта мужского поведения, закрепление женщины в рамках семейного очага, усиление борьбы с мастурбацией, формирование группы взрослых мужчин-гомосексуалистов на обочине общества, и все это на фоне возрастающего мужского беспокойства, что женщины, подавленные, но не покоренные до конца, выйдут из-под контроля.

Двойной стандарт мужского поведения стал в каком-то смысле результатом светского осмысления былого разделения женщин на добропорядочных и покорных, с одной стороны, и демонически строптивых, с другой. Когда-то считалось, что все дочери Евы несут в себе первородный грех, но те, кто обрел Жениха в монастыре или смиренно принимает надзор и опеку мужа, будут спасены. Другие же, непрестанно искушаемые похотью, будут неотвратимо прокляты. Правда, подобные идеи не мешали пускаться во все тяжкие Сюзанне и Фаншоне из «Школы девушек» или горластым и страстным крестьянкам Сомерсета. Так же обстояло дело и тогда, когда появилось уже не богословское, а светское разделение женщин на чистых и нечистых. Чистые — это те, на ком женятся, и супруг пристально контролирует их поведение. Нечистые — проститутки и все те, кто свободно распоряжается своим телом. В их объятиях мужчины вкушают наслаждение, а потом без зазрения совести возвращаются к добродетельному семейному очагу[251].