Ты теперь мой враг - Тиана Тесса

— Зачем вы это делаете? — прерывая паузу, задаю вопрос слишком громко. Ирина оглядывается снова, хочется ей аплодировать, настолько хороша игра.

И всё же надеюсь получить откровенный ответ. Нет, я понимаю, что вслух он не прозвучит, но есть шанс увидеть по глазам.

— Вы мне нравитесь, Лика. В вас чувствуется стержень, я, конечно, слышала вашу историю, правда из недостоверных источников, сеть есть сеть, но кое-что написано верно, вы не сломались. Вы идёте по жизни дальше, преодолевая все преграды. И я вполне понимаю, почему так много людей хотят попасть к вам на тренинг. Вы сама пример.

— Не так уж и много в свете некоторых событий, — приходится возразить.

— Вы просто не знаете, скольким запретили с вами работать.

А вот в это я верю, хоть и делю все слова Макаровой на два. И всё же они меня цепляют. Если бы Ирина только знала, какая боль не даёт мне сломаться…

Разговор явно окончен, женщина смотрит на часы и говорит, что ей пора, а после она прощается, бросив напоследок, что позвонит. Я же какое-то время ещё сижу в кафе, рассматривая тёмный напиток в чашке. Кофе остывает, в отличие от меня.

Мои же мысли просто разрывают голову, мне кажется, что передо мной отдельные детали пазла, но не основного рисунка, а пока что краёв, я подбираюсь к правде довольно странными способами, но всё же верю, полную картину собрать возможно. А ещё прихожу к выводу: всё, что говорит Ирина вполне логично.

Просто предположить. Допустим, я кому-то очень мешаю, и этот некто вполне мог решить, что в городе мне не место, он имеет некоторую власть и использует её, срывая мне тренинги и даже угрожая людям, которые хотят мне помочь. Ирину, например, совсем не устраняют, а лишь пугают, а потом решают использовать, убеждая, что она должна втереться ко мне в доверие. И меня теперь из города выжить не пытаются, увидев во мне какую-то выгоду.

Но сама Ирина желает мне добра, оттого делится лишь небольшими откровениями, пока что до конца не доверяя и мне. Возвращаюсь мыслями к сгоревшему дому. А если… если действительно была какая-то информация, о которой я не знаю? Но могла бы. Например какие-то документы. Мысль проносится так быстро, что я не успеваю её толком ухватить. Какие документы? И причем здесь дом, в которым мы жили с бабушкой? Кто-то мог решить, что я там что-то храню? Так это очень глупо.

Ни к чему не прихожу, хоть всё это и складно звучит, даже может сойти за правду, но чёрт возьми, я знаю, что это не так. И Ирина врёт.

* * *

Я действительно принимаюсь вести обычный образ жизни. Удивительно, но несколько дней, я настолько погружаюсь в работу, что пусть и на жалкие мгновения, но забываю о том, что творится. Тренинги отбирают силы, однако возвращают меня к жизни. Несколько встреч с Ириной приятельницами нас не делают, но со стороны наверняка это выглядит именно так.

И хоть я совсем не забываю, но теперь спокойнее дожидаюсь подходящего момента, чтобы из города уехать. Желание наведаться в деревню растёт, и однажды я даже решаюсь выехать на объездную, уверенно направляясь в сторону поселков, но меня останавливают на дороге люди в форме. Досадно сжимаю руль, прекрасно понимая, что товарищи вовсе не для проверки документов меня останавливают. И не ошибаюсь.

После некоторых разбирательств меня отправляют обратно в город, сначала убеждая, что я должна пройти освидетельствование, потом, откровенно говоря, что терпение их заканчивается, и что подкинуть мне что-то — это пара минут. Приходится машину развернуть, вот только теперь мой интерес растёт. И я вспоминаю о визитке от Ирины. Правда пока что решаю ей не пользоваться. Знаю, за мной следят.

Глеб меня не тревожит. Совсем. Впрочем, как и Демид. Лишь пару раз за это время я вижу на дороге знакомый чёрный джип, от чего моментально учащается пульс. Я ничего не могу с этим поделать, боль никуда не уходит, она тянется за мной, иногда одолевает, впиваясь острыми иголками под кожу, а иногда тупой ноющей тяжестью в груди. Каждый раз джип просто проносится мимо, а я потом не сплю всю ночь.

Но однажды мне кажется, что я вижу знакомое авто в своём дворе, из окна парковку почти не видно, лишь можно увидеть её край. И когда выхожу, убеждаюсь, что не ошибаюсь.

Демид стоит у подъезда, засунув руки в карманы брюк. Взгляд серьезный, прибивающий к месту. От позвоночника снизу вверх проносится дрожь, я совсем не ожидаю, что он вот так может ждать меня у подъезда, кажется, совершенно перестаю дышать.

И опережая мои немые вопросы, которые даже не успевают толком прийти в голову, Демид произносит:

— Нужно поговорить.

— Кому нужно? — усмехаюсь после недолгого молчания. Разговоры с Бронским мне в принципе противопоказаны, но я нахожу в себе силы не идти на поводу у свихнувшегося пульса и смотрю прямо, взгляд не отводя.

Демид же в ответ на мой вопрос прищуривается:

— Тебе. Это нужно тебе, — повторяет он, делает паузу, усмехается: — И выходит, мне.

Его последняя фраза заставляет сердце замереть. Рассматриваю Бронского внимательно: замечаю в глазах усталость, он явно плохо спал, и возможно, несколько дней. Его образ дополняет отросшая щетина и немного растрепанные волосы, но даже так он выглядит впечатляюще, чёрт бы его побрал.

Не хочу думать, почему его ночи проходят без сна, где он их проводит. Просыпается ли с Оксаной по утрам? Варит ли ей кофе и будит ли поцелуями?

Не хочу, но мысли сами врываются, они захватывают меня раньше, чем я выставляю мысленную защиту, и приходится просто принимать уже такую привычную горечь.

— Как ты узнал, где я живу?

— Ты не особо скрывалась, — пожимает плечами Бронский.

— Следил за мной?

— Нет.

Ясно, объяснять он не собирается. Да и не это самое главное.

Бронский делает шаг навстречу, ещё один, руки по-прежнему в карманах, взгляд сосредоточенный, я намеренно остановилась на достаточном расстоянии, и поэтому то, что Демид приближается, вызывает лёгкую дрожь, которую я пока что могу унять. Жду, что последует дальше, и хоть понятия не имею, зачем ему понадобилась, внутри всё отчаянно сжимается — просто так Демид ничего не делает, а значит, оказывается здесь по веской причине.

— Зачем ты приехал, Демид?

Вижу, что Бронский сегодня слишком задумчивый, и понятия не имею, что скрывается за этим тёмным взглядом. Он явно слышит мой вопрос, но отчего-то отвечает не сразу, словно намеренно растягивает минуты. И наконец произносит:

— Оксана мне призналась, что на неё выходил Юдин, — наклоняет голову, наблюдая за моей реакцией.

Я всё же теряюсь. Совсем не ожидаю, что речь пойдёт о Чистяковой, и тем более не предполагаю, что прозвучит в следующую минуту.

— Ей на днях угрожали со ссылкой на твою беседу с ним.

Фраза ещё даже до конца не прозвучала, но сердце тут же падает куда-то вниз. Я вижу во взгляде немой упрек.