Лики старых фотографий, или Ангельская любовь - Юлия Ник

ребята, а он не обижался, был веселым добродушным парнем, девчонки на него заглядывались на танцах, но он на них внимания не обращал, не танцевал. Он тусил в основном с парнями и пил с ними в туалете дешевое вино из магазинчика, Леон их однажды там застукал и сделал выволочку «за распитие».

А к концу лета в селе появился сосем другой Ларик. Откуда что и взялось в добром прежде парне. Узкий и злой взгляд. С парнями он совсем не тусил в этот раз, разве что со Степкой Колотовкиным его можно было увидеть. Зато весь боевой состав молодых бывших жён, соломенных вдов, одиночек и взрослых барышень крутились возле него и его мотоцикла, как на смотринах.

Сам по себе Ларик у Леона никакого интереса не вызывал. Да так видно судьбе было угодно, чтобы их интересы пересеклись в узком месте.

— Привет, Ларик! — Леон протянул ему руку, сняв перчатку.

— Привет, — Ларик, похоже не очень обрадованный, вынужденно протянул свою, стащив тяжелую войлочную рабочую рукавицу.

— Я вот тут, — Леон приподнял повыше авоську, в которой лежал торт в картонной большой коробке, явно «Киевский», только они тогда бывали в таких коробках, и ещё несколько разных пакетиков, — на чай к вам хочу напроситься. Жаль, что об заклад с тобой тогда не побился. Выиграл бы сейчас заклад-то у тебя. Ты что такой? Не рад?

— А я пока не понял, чему это мне радоваться? Заходи, раз пришел. Попьём чаю, — Ларик распахнул перед гостем калитку.

Женщины встретили Леона в этот раз уже приветливее, чай накрыли в гостиной. Для приличия бабушки пригубили чаю с кусочком рассыпающегося торта и пошли заниматься своими делами. Раз к Ларику пришли по серьёзному вопросу, как сказал сам гость, так и нечего тут мешаться.

— Вот смотри, что я привез. По этой форме надо составить к пятнице развернутый план организации хорового коллектива, накатать репертуар в соответствие с запросами сегодняшней политической обстановки и последними веяниями хоровой культуры и самодеятельности… Ну, примерно так, наверное, это звучит. Ну?! Как?! Приказ на тебя уже составлен в черновом варианте. Кандидатура утверждена на самом верху, остались формальности.

Ларик безмолвствовал.

— Ты что? Не рад, что ли? — Леон широко улыбнулся. — Я не брешу. Всё так и есть. Ты — художественный руководитель хорового коллектива совхоза «Пыталовский», с чем тебя и поздравляю. В пятницу едем на самый «верх», в город. Там за один день всё утрясут, подпишешь документы и обсудишь сразу в чистовом варианте репертуар. Особо придираться не будут. Официальная часть, как у всех, а неофициальная — на твоё усмотрение. Ну, конечно, никаких «битлов», само собой. Справишься до пятницы? В пятницу уже едем. С твоим начальством всё договорено, с парткомом тоже, с профкомом тоже. Тебя из комсомола поперли или как?

— Пока нет… но…

— Да никаких «но». Уже не попрут. Я заручился поддержкой на этот счёт.

— А как,… как тебе это удалось? — Ларик с трудом верил тому, что услышал.

— Как? Да никак. Просто поговорил с хорошим человеком по душам. Винца попили. Вот и всё.

— Ты ври — ври, да не завирайся. Я не идиот. Ты чо мне х*й во щах полощешь?!

— Ого! Такого ещё не слыхал,/ — Леон расхохотался. — Да я правду тебе говорю. Просто поговорил. Ну, ты сам всё увидишь. В пятницу. Тебе на всё-про всё четыре дня отведено. Помощь нужна? — Ларик был явно ошарашен, и это доставляло Леону приятное чувство некоторого превосходства.

— Нет, ты правду говоришь? — на губах Ларика была готова появиться улыбка, ну не может же Воротов его так обманывать, после того, как узнал обо всех его мытарствах в городе.

— Правду, Илларион Николаевич. Правду. Помощь, спрашиваю, нужна?

— Помощь? Конечно, нужна. Я же ничего не знаю, что у вас есть.

— Нет, не правильно ты фразу строишь, дядя. Не у вас, — а у нас теперь, Илларион Николаевич, привыкайте, — и Воротов снова довольно рассмеялся. На мгновение он снова увидел того, ранешнего Ларика, с простодушной улыбкой. Но лицо Ларика снова приобрело мрачное выражение.

— Ты что, Ларик? Что не так-то? Мы ж договорились, мне помнится?

— Ты в облисполкоме был?

— Да. А что?

— А мой вопрос тогда тоже дотуда довели. И не прошло. А у тебя прошло. Ты что-то наобещал?

— Это — да. Наобещал, что через полгода все первые места в районе будут нашими. Слабо? Зря я это наобещал? Но ты же говорил…

— И это всё?

— Всё. Клянусь — да чтоб без баб мне год прожить, ей богу!

Услышав такую клятву, Ларик впервые очень серьёзно посмотрел на Воротова.

— Так что же мы тогда сидим? Настя, — увидев проходившую мимо гостиной Настю, Ларик поманил её рукой, — зайди к нам, принеси бумагу и карандаши, писать надо.

Настя с удивлением смотрела на Ларика, впервые за три месяца она увидела прежнюю улыбку на его лице.

— Сейчас,… но у меня только в линейку есть тетрадь. Пойдёт?

— Поедет! Тащи скорее!

До глубокой ночи три головы склонялись над столом.

— А ты эту знаешь? — и Ларик затягивал: «Не для меня….»

— Знаю, конечно! — и Леон с удовольствием подключался к нему своим мягким баритоном: «..весна цветёт…»

Оказалось, что оба знают множество казачьих песен. Леон сразу поддержал идею создания мужского казачьего хора. Серьёзного, строгого, многоголосого обязательно. Мужики в Москве, Щуров и Покровский, такие аншлаги собирали на подобные репертуары!

— А мы что? Мы точно не хуже будем, если только… — Ларик замолчал, задумавшись.

— Ты о чём?

— Да всё о том же. Казаки же были признаны контрреволюционными элементами. Упразднено всё. Слыхал, как упразднили Кубанский Казачий Хор, раз — и нету? А они — не нам чета.

— Да не умирай ты раньше времени. Всё равно времена меняются. Говорят, Высоцкого приглашают на узкие застолья в «цековские» коридоры. «Так» нельзя, а «так» — запросто. Нам такими же надо стать. Потом ансамбль Покровского вон как гремит в Москве, Щуров в Гнесинке. И Хор Кубанских Казаков возродился, хоть и пытались закрыть — вот где силища! Сейчас фольклор востребован, как никогда, историю вспоминать стали… Я тут тоже времени не терял, поинтересовался этим вопросом. В общем и целом обстановку знаю и куда ветер дует — понимаю.

— А ты будешь петь? У тебя баритон красивый.

— Нет. Я — нет. Я другим буду заниматься, сцена меня не тянет. Это уж ты давай, — и мне пора. До завтра, Илларион Николаевич.

Ларик до утра читал и перечитывал страницы, исписанные вдоль и поперёк убористым «честным» почерком Настюши, поработавшей весь вечер секретарём. В общем