Один момент, одно утро - Сара Райнер

– В ней почти ничего не оставалось, и ты знаешь: я не люблю держать дома спиртное.

Разумеется, Стив заглатывает наживку. Он встает.

– Ах, маленькая леди, вам это не нравится, да? Я забыл, какой праведной мадам вы умеете быть.

Он делает шаг по направлению к ней. Хотя Анна высокого роста, он выше, шире, и силен от многолетней физической работы. Его вид действительно устрашает.

Но Анна не поддается на угрозы, как могла бы – или должна бы, – если бы думала о себе, она слишком взбешена.

– Не груби, Стив.

– Не грубить? – Он строит рожу, кривит губы. – Хочу грубить, и буду.

– Только не в моем доме.

Она знает, что это вызовет в нем раздражение.

– Твоем доме, – щерится он. – Этим все сказано, да? Я думал, это «наш» дом. Не так ли ты мне говорила? «Приходи и живи в моем доме, милый, это будет наш дом».

– Прекрати, Стив.

Анна идет в коридор, чтобы повесить свое пальто, потом возвращается к двери кухни.

– Если хочешь, чтобы это был «наш дом», постарайся вести себя поуважительнее ко мне – и к дому.

Но эти слова не доходят до Стива. Такой аргумент он сейчас не принимает и даже не хочет в него вникать.

– Ты всегда считала этот дом своим, правда? – уже кричит он. – В этом вся и чертова проблема.

Это верно. Она купила его до того, как встретила Стива, и он платит ей за аренду, а она выплачивает ипотеку. Но его вклад минимальный – гораздо меньше половины, поэтому его вполне устраивает такое положение дел.

– Кто я? Я тебе не пара, всего лишь чертов маляр.

Вечно одно и то же. Неравенство между ними откупоривает в Стиве чувство неполноценности, которое подпитывает его низкую самооценку, а та, в свою очередь, вызывает пьянство. Только, конечно, эта злоба, когда он пьет, направляется не внутрь, а выплескивается на всех, кто попадется на пути, как кассетная бомба. И чаще всего жертвой становится Анна.

У них уже случались такие ссоры, и от этого спор приобретает привычную занудливость.

– Я пригласила тебя жить до того, как узнала, какой ты алкаш, – огрызается Анна и думает: «просто безобразный алкаш». – Так что пеняй на себя.

– Я не алкаш! – орет Стив.

Она хохочет. Это смешно, он очевидно смешон.

– Ты вечно говоришь, что я алкаш, а это не так.

Она качает головой, потом хочет что-то сказать, но просто буквально выплевывает:

– Проваливай, Стив.

Конечно, это красная тряпка. Он надвигается на нее, берет руками за подбородок и, сжав, говорит:

– Знаешь что? Ты сука.

Она вздрагивает от этого слова, но он понимает ее движение неправильно и думает, что она отпрянула по другой причине.

– Не бойся. Думаешь, я ударю тебя? Нет.

– Я вовсе и не думаю, – отвечает она. Пока что он никогда ее не бил.

Но то, как он нависает над ней – угрожающе набычившись, злобно напрягая руки, – страшно. Однако он всегда на этом останавливался, не доходя до насилия. Он как будто знает, что если когда-нибудь ударит ее, то переступит черту, после чего для него – для них – дороги назад не будет: Анна спускает ему многое, но этого не простит.

– Ты гребаная сука, – снова говорит он и бьет кулаком по стене.

Анна пользуется возможностью и ныряет ему под руку. Перед лестницей она останавливается и, обернувшись, говорит:

– Стив, брось. Я ложусь спать.

– Нет, не ложишься. – Он пытается схватить ее, но она уворачивается. – Мне нужно с тобой поговорить.

– Извини, но я не хочу. – Она поднимается на пару ступенек. – Если не хочешь спать, предлагаю тебе посмотреть телевизор и лечь там.

– ПОГОВОРИ СО МНОЙ! – ревет он.

– Не хочу. Уже скоро полночь, а мне завтра на работу. Я устала.

– Почему ты не будешь со мной разговаривать? – вопит он.

Она чувствует, что его настроение изменилось. Конечно:

– Я люблю тебя, Анна. – Потом гротескно, безумно, он падает на колени и начинает упрашивать ее. Пол выложен плиткой, это должно быть довольно больно. – Я люблю тебя!

Анна не чувствует себя ни любимой, ни любящей. Она чувствует, что Стив отталкивает ее, и почти готова порвать с ним окончательно. Но ее злоба отхлынула, Анна хочет отдохнуть от нее, ей нужно поспать.

И она произносит:

– Я тоже тебя люблю, но пора спать. – И пока он стоит на коленях, она поворачивается и поднимается по лестнице.

Раздевшись, Анна думает, какая большая разница между ее отношениями со Стивом и отношениями Карен с Саймоном. Нежность, о которой говорила Лу, которую она сумела разглядеть за несколько секунд – ведь это любовь, не так ли? И забота, о которой говорила Карен, как они с Саймоном все время заботились друг о друге… Но Стив разочаровывал Анну раньше и теперь разочаровал снова.

Стив.

Саймон.

Схожие имена. Во многих отношениях схожие партнеры. Но между ними целый мир.

* * *

– Знаешь, я беспокоюсь о ней. – Карен вешает свою блузку в шкаф.

– Знаю, любовь моя. – Саймон уже в постели, полулежит, опершись на подушки. Он наклоняется, чтобы включить ночник.

– Ну, по крайней мере, сегодня она здесь. Но утром вернется к нему, я хорошо ее знаю.

– Она взрослая женщина, – говорит Саймон.

– И упрямая.

– Если хочешь, назови это упрямством. Но она знает, что делает.

– Она влюблена в него, в этом вся беда.

– Не пойми меня превратно, мне нравится этот парень. Но не думаю, что он ей пара.

– Ты мне это говоришь! – Карен достает очиститель и стирает макияж более яростно, чем обычно. – Она говорит, что он ее не бьет. Ты веришь?

– Думаю, да.

Карен снимает трусики, расстегивает лифчик и бросает все в корзину для стирки. От расстройства она делает это с чрезмерной силой, но все напрасно – они зависают в воздухе и падают, не долетев до цели. Она подбирает белье.

– Но сколько пройдет времени, пока он не начнет пускать в ход кулаки? – Она садится на край кровати обнаженная, угрюмая.

– Если бы ударил, он бы мне ответил за это.

– Мне нравится, что ты так ее защищаешь. – Карен целует Саймона в макушку.

Он поворачивается, чтобы дотянуться до нее, и гладит по спине.

– Если немного повезет, до этого не дойдет.

От его прикосновения Карен становится легче.

– Никогда не знаешь наперед, может быть, он исправится.

– Может быть… Сайсмон продолжает ее гладить. – Если хочешь, я мог бы поговорить с ним.