Неядерная мировая война. Чем нас завтра будут убивать? - Джеймс Эктон

использованием высокоточных неядерных вооружений[454]. Это помогло бы каждой стороне понять положения доктрины, касающиеся применения таких вооружений другой стороной. Почти сорок лет страны — участницы ОБСЕ (и ее предшественниц) разрешают присутствие наблюдателей на учениях, превышающих определенный масштаб[455]. США и Россия, а возможно, и все страны ОБСЕ могли бы на основе этого прецедента договориться о приглашении на добровольной и взаимной основе наблюдателей на меньшие по масштабу учения, в которых основной акцент делается на применении неядерных высокоточных вооружений.

В принципе такие же меры могут на двусторонней основе принять Соединенные Штаты и Китай. Эти государства уже обменивались наблюдателями на военных учениях, хотя данная практика порой вызывала в США неоднозначную реакцию из-за обвинений, что Пекин идет на такое сотрудничество с меньшей готовностью, нежели Вашингтон[456].

Совместные исследования

Похоже, что между Россией и США существуют коренные разногласия по техническим вопросам, связанным с угрозой шахтным пусковым установкам со стороны крылатых ракет. Эти вопросы весьма сложны в техническом плане, поскольку российские эксперты выражают озабоченность в отношении боеголовок различной конструкции, в том числе и кумулятивных — аналогичных используемым в противотанковых боеприпасах[457].

Чтобы попытаться развеять эти опасения, национальные академии наук США и России могли бы провести совместное исследование[458]. Если разногласия снять не удастся, можно было бы разработать совместные эксперименты, способные выполнить эту задачу, например, подорвав неядерную боеголовку возле пустой ШПУ, подлежащей ликвидации в соответствии с новым Договором СНВ[459].

Здесь следует сделать важную оговорку в отношении мер по укреплению доверия. Опыт последних лет показывает, что выступать за такие меры намного легче, чем их реализовывать. Например, в период второго президентского срока Джорджа У. Буша Вашингтон предлагал Москве проводить инспекции на объектах в Восточной Европе, где планировалось разместить элементы ПРО (в частности, чтобы доказать, что РЛС на территории Чехии будет направлена в сторону Ирана, а не на районы базирования российских МБР). Москва сочла это предложение недостаточным и выдвинула альтернативное предложение — передавать США данные с двух своих РЛС, расположенных недалеко от иранской территории в обмен на замораживание развертывания американской ПРО в Европе[460]. Компромисса сторонам достичь не удалось.

Нечто подобное произошло через несколько лет уже при администрации Обамы. В октябре 2011 г. Соединенные Штаты предложили России провести наблюдение за испытанием ракеты-перехватчика «Стандард-З» с использованием российских технических средств, чтобы Москва могла проверить характеристики этой ракеты (в частности, скорость в конце активного участка траектории)[461]. Российская сторона отклонила это предложение, причем один высокопоставленный чиновник назвал его «пропагандистским шагом»[462]. Вместо этого Москва настаивала на обязывающих ограничениях на развертывание американской ПРО.

Кроме этого администрация Буша, несмотря на ряд попыток, не сумела начать с Пекином серьезный официальный диалог по вопросам ядерного сдерживания, также как не добилась успеха в этом направлении и администрация Обамы[463]. А ведь подобные переговоры стали бы предпосылкой для разработки Китаем и США мер по укреплению доверия.

Еще больше осложнить дело могут внутриполитические процессы в США. Военное сотрудничество с Россией и Китаем зачастую воспринимается в Соединенных Штатах неоднозначно. Нетрудно себе представить, что некоторые из изложенных мер по укреплению доверия — например, обмен данными или инспекции средств НБГУ — могут быть сочтены опасными уступками. Хотя меры по укреплению доверия, которые не ограничивают боевые возможности, не требуют ратификации Сенатом, Конгресс порой находит способы блокировать или осложнить реализацию таких шагов. Так, в 2011 г., после появления предположений о том, что администрация Обамы рассматривает возможность предоставления России информации о скорости американских ракет-перехватчиков в конце активного участка траектории, Конгресс принял закон, предписывающий администрации уведомлять законодателей за два месяца до передачи российской стороне любой секретной информации[464]. Хотя саму передачу информации этот закон не запретил бы, он мог повысить связанные с ней политические издержки. В других случаях Конгресс может блокировать осуществление мер по укреплению доверия, отказываясь выделять финансирование на эти цели.

Одним словом, меры по укреплению доверия могут снизить потенциальные риски, связанные с программой НБГУ, хотя бы в некоторой степени, но существует и опасность, что их реализация окажется невозможной по политическим соображениям. Трудности здесь связаны как с неконструктивной позицией России и Китая, так и с внутриполитическими процессами в США. Нельзя исключить возникновение крайне парадоксальной ситуации, если Конгресс, заблокировавший программу CTM на том основании, что она породит неприемлемые риски ядерной войны, будет также блокировать меры по укреплению доверия, призванные ослабить эти же риски.

НБГУ и контроль над вооружениями

Скорее всего одной из ключевых тем на американо-российских переговорах будет вопрос о том, станет ли оружие НБГУ предметом будущего соглашения по контролю над вооружениями. Если будущий договор охватит такие вооружения, это поможет укреплению уверенности России в выживаемости ее ядерных сил. Хотя Китай в обозримом будущем, по всей вероятности, не станет участником какого-либо соглашения о сокращении стратегических вооружений, охват вооружений НБГУ двусторонними американо-российскими договорами может оказаться определенной гарантией для Пекина, что само по себе укрепит стратегическую стабильность в отношениях между США и Китаем, как и в отношениях между США и Россией[465].

Новый Договор СНВ создает прецедент, поскольку МБР и БРПЛ в неядерном оснащении засчитываются в общие лимиты (точнее, подлежат зачету, если такие ракеты будут развернуты). На деле в этом нет ничего нового: МБР и БРПЛ с неядерными боеголовками засчитывались бы и по первому Договору о сокращении стратегических наступательных вооружений (СНВ–1). Однако между США и Россией существуют разногласия относительно того, должно ли неядерное оружие, доставляемое ракетно-планирующими системами, засчитываться в уровни нового Договора СНВ. Американская сторона настаивает на том, что поскольку большая часть траектории подобного средства доставки не является баллистической, она не подпадает под согласованное в договоре определение баллистической ракеты («термин «баллистическая ракета» означает являющуюся средством доставки оружия ракету, большая часть полета которой осуществляется по баллистической траектории»[466]), а значит, и под действие самого Договора СНВ[467]. В ходе переговоров российская сторона утверждала, что ракетно-планирующие системы, возможно, следует считать «новым видом стратегических наступательных вооружений»[468], а потому необходима двусторонняя дискуссия о том, должны ли они подпадать под действие договора, и если да, то каким образом. США отвергли предложенный подход[469].

Данный спор может оказаться чисто теоретическим, поскольку до истечения срока действия договора в 2021 г. Соединенные Штаты, несомненно, не успеют развернуть какое-либо ракетно-планирующее оружие. Но при продлении договора (а такая возможность на срок до пяти лет предусматривается его положениями), проблему, возможно, придется разрешить.

Если заглянуть вперед, один из вариантов решения проблемы состоит в том, чтобы включить все средства НБГУ (ракетно-планирующие вооружения и, возможно, гиперзвуковые крылатые