Хроника одного скандала - Зои Хеллер

— Ну конечно… — Шеба запнулась и добавила с шаловливой ухмылкой: — К тому же вчера засиделась допоздна со Стивеном.

— Вон оно что.

— Если честно, я здорово рисковала. Знаете, что я сделала? Притащила Стивена к нам, когда Ричард с Беном легли спать. Целый час пробыла с ним в своей студии.

Я скосила на нее глаза, в ужасе не столько даже от опасности, которой она себя подвергала, сколько от радости, с которой она признавалась в собственной безрассудности.

— Стивен пришел в кошмарном пуловере, подаренном родителями на Рождество, — весело продолжала Шеба. — Цвет такой… блекло-голубой. Жуть…

— Прошу вас, Шеба. Вы могли бы сейчас не говорить о Конноли?

Она пожала плечами:

— Ладно.

— Я не хотела показаться…

— Ничего. Я понимаю. Больше о нем ни слова.

Она отвернулась, глядя в окно.

— Знаете, — после долгой паузы сказала я, — мы с Бэнгсом недавно обедали вместе.

— Что? — Шеба уставилась на меня. — Когда?

— В субботу, перед окончанием четверти. Он…

— В выходной? Барбара!

Я покраснела.

— Нет, он…

— Но это же великолепно, Барбара! Хорошо провели время?

— Вы не поняли. Это был самый обычный обед.

— Ну вы и хитрюга! Неудивительно, что о вас в последнее время ни слуху ну духу!

Я в ярости ударила кулаком по рулю:

— Ради всего святого, Шеба, избавьте меня от вашей опеки! Я не настолько одинока, чтобы связаться с Бэнгсом! Единственное, из-за чего я упомянула об обеде… — Я помолчала. Развернувшись на сиденье, Шеба не сводила с меня взгляда. — Видите ли, у меня создалось впечатление, что Бэнгс знает о вас и Конноли.

Эта увертка родилась сама собой, захватив меня врасплох. Пока я собиралась с духом, чтобы исправиться, Шеба ахнула, округлив глаза и рот.

— Что? Нет! Откуда ему знать? — прошептала она.

Признайся, убеждала я себя, скажи, что ты наделала.

Но Шеба уже обрушила на меня поток испуганных, смятенных слов:

— То есть как это — «создалось впечатление»? Он что, сказал, что знает?

— Может, не совсем так, но что-то ему известно, он дал понять, будто что-то знает.

Все. Поздно. Назад дороги нет.

— Дал понять? Как именно? Какими словами? Повторите!

Хлопнув ладонью по лбу, Шеба так и не убрала руку. Несмотря на всю трагичность ситуации, в глубине души я была рада ее отчаянию.

— Он сказал что-то о «необычных отношениях нашей коллеги» с одним из учеников.

— Черт! Он точно имел в виду меня?

— А кого еще?

— Почему вы мне раньше не передали? А что вы ответили?

— Само собой, разыграла недоумение. Ответила, что не понимаю, о чем это он.

— Повторите дословно. С чего вдруг вообще об этом речь зашла?

— Я не могу воспроизвести наш разговор слово в слово, Шеба. Мы обедали, обсуждали школьные дела, а потом Бэнгс произнес что-то вроде: «Я обратил внимание, что одна наша коллега, как мне кажется, очень близка с одним из учеников».

— «Очень близка»? Так он сказал? Или «необычные отношения»? Господи, Барбара! Поверить не могу, что вы не рассказали мне этого раньше.

— Э-э… По-моему, он произнес и то и другое. Сначала «очень близка», а когда я спросила: «О чем это вы?» — он уточнил: «Ну, у нашей коллеги сложились довольно необычные отношения с одним из учеников одиннадцатых классов». Да. Что-то вроде этого.

— А каким тоном? Осуждающим?

— Гм-м. Я бы не сказала, что он был в восторге.

— Боже, о боже! А как по-вашему, доказательства у него есть? Или это всего лишь подозрение?

— Откуда мне знать, Шеба. Произнесено это было достаточно уверенно. Послушайте, я вам до сих пор не рассказывала, чтобы зря не волновать.

— Не волновать?! О чем вы только думали?

— Не хотелось портить вам Рождество…

— Ох, Барбара… Черт! Плохо дело.

— Да уж.

— Но как он узнал? Думаете, расскажет кому-нибудь?

— Не берусь утверждать. Об этом речи не было. И все же послушайте моего совета, Шеба: вам нужно немедленно все это прекратить.

Шеба прижала кулаки к глазам.

— Будь проклят Бэнгс, — простонала она. — Будь он проклят!

Шотландский рейс был битком: люди возвращались домой к Новому году, и на борту царила атмосфера праздника. За те полчаса, что нас продержали на взлетной полосе, несколько пассажиров опустошили фляжки и завели песни. Шторка, отделявшая кухонный закуток от салона, не скрывала, что даже стюардессы украдкой прикладываются к пластиковым чашечкам. Шебу, явно расстроенную моей новостью, всеобщее веселье выводило из себя. Когда из динамиков раздался дружелюбный голос командира, объяснившего причины задержки и поблагодарившего пассажиров за терпение, Шеба повернулась ко мне и выпалила с абсолютно неестественным для нее жаром:

— Какого черта он благодарит меня?! У меня терпения ни на пенни!

Вскоре после взлета по проходу двинулась стюардесса, позвякивая тележкой с закусками и выпивкой.

— Сэндвич с мясом или сыром? — спросила она у Шебы.

Той потребовалось выяснить, какое именно мясо предлагают:

— Что у вас там, говядина или?..

— Значит, с сыром, — вздохнула стюардесса и шлепнула завернутый в целлофан треугольник на столик перед Шебой.

— Она пьяна! — прошипела Шеба в спину девушке.

От Эдинбурга до Пиблза мы доехали на такси. Расточительность непомерная, но поездом, по словам Шебы, слишком долго. Она изнывала от желания вернуться в Лондон и поговорить с Конноли об угрозе разоблачения со стороны Бэнгса. В машине я пыталась отвлечь ее расспросами о матери. Сначала Шеба не желала затрагивать эту тему, отнекивалась, но постепенно поддалась на уговоры.

Ее отношения с матерью, сказала Шеба, близкими не назовешь. Любимым ребенком был Эдди, а дочери всю жизнь внушали, что она неудачница.

— В Оксфорд я не поступила, а потом и вовсе поставила на себе клеймо, выйдя замуж не за выпускника Оксфорда. О Ричарде мама всегда отзывалась так… знаете, соболезнующе… как будто само собой разумелось, что в великой охоте за мужьями Ричард — третьеразрядный приз. Мамочка у меня тот еще сноб. Жены академиков все, как правило, такие, но мама — это что-то из ряда вон. А кичиться ей совершенно нечем. Ее единственное достижение — пешие детские туры по «историческим местам Северного Лондона», которые она организовала в начале семидесятых. Да и то основной труд взяла на себя ее подруга Иоланда.