Заговор патрициев, или Тени в бронзе - Линдсей Дэвис

— Фалько, на что ты смотришь? — Я посмотрел на нее так, словно вслух поинтересовался, что случится, если я осмелюсь уткнуться носом в мочку ее уха — в ответ она выстрелила в меня таким взглядом, который говорил, что лучше не пробовать.

У меня на лице появилась непроизвольная улыбка. Своим видом Елена дала мне понять, что приставания бабника, живущего по принципу любиибросай, не входили в ее представления о хорошем отдыхе.

Я поднял свою чашу, нежно кивнув Елене; она тоже сделала глоток. Когда я первый раз налил ей, девушка выпила больше воды, чем вина, а после того, как Петро снова наполнил ее чашу, отпила совсем чутьчуть.

— Ты покушала на вилле? — У нее был удивленный вид. — Твой свекор много пьет?

— Одиндва стакана за едой, чтобы пища лучше переваривалась. А что?

— В тот день, когда я приезжал, он набрал такую бутылку, что можно было как следует отметить победу в гладиаторском бою.

Елена задумалась над этим.

— Может, ему просто нравится, чтобы вино стояло на столе для рабов, которые ему прислуживают?

— Возможно! — Никто из нас этому не верил. Поскольку флирт исключался, пора было поговорить о деле.

— Если ты уже побывала в Ноле и успела вернуться, то у тебя был насыщенный день. Что же такого срочного?

Она сверкнула усталой подавленной улыбкой.

— Фалько, я должна извиниться перед тобой.

— Надеюсь, что смогу это пережить. Что ты натворила?

— Я сказала тебе, что Ауфидий Крисп никогда не был на вилле. А потом, как только ты ушел, приехал этот человек, который выводит меня из себя.

Я с подавленным видом ковырялся в зубах ногтем большого пальца.

— На карете с красивыми золотыми вилами сверху и рабами в одеждах шафранового цвета?

— Ты встретил его!

— Это не твоя вина. — Теперь Елена должна была знать, что если я сердился, то ей стоило всего лишь посмотреть на меня тем серьезным извиняющимся взглядом. Сейчас я не сердился, но она все равно знала, судя по выражению ее лица, которое коварно действовало на меня. — Расскажи мне об этом.

— Казалось, он приехал из сострадания. Мне сказали, что он хотел поговорить с Марцеллом о его сыне.

— По предварительной договоренности?

— Похоже на то. Я думаю, мой свекор поспешил пообедать со мной, чтобы они смогли потом поговорить наедине, когда приехал Крисп. — Скромная женщина не должна вмешиваться в мужские дела; Елена была откровенно зла. — Они и взяли бутылку, — подтвердила она. — Ты никогда ничего не пропускаешь!

Я улыбнулся, наслаждаясь лестью. Я также наслаждался ее незаметным взглядом, позволяя Елене манипулировать мной, — а потом ее быстрым, сладким, искренним смехом, когда она заметила, что я все понял.

— Полагаю, старик Марцелл не сказал тебе, что они обсуждали?

— Нет. Я старалась не показывать интереса. Он закончил их разговор словами о том, что Крисп был очень мил… Спроси меня, зачем я ездила в Нолу с Марцеллом.

Я наклонился ближе, положив подбородок на руки, и покорно спросил:

— Елена Юстина, зачем ты ездила в Нолу?

— Чтобы купить тебе ведро, Фалько, — а ты даже ни разу не взглянул на него!

Это было очень милое ведерко — красивой формы, хорошего объема, бронза сверкала, как солнце на озере Вольсинии, все заклепки спрятаны, и оно имело круглую рельефную ручку, чтобы было удобно держать.

— Превосходно. Сколько я должен?

— Ты мог бы заплатить гораздо больше за гораздо меньшее ведро… — Она назвала сумму, и я расплатился, довольный покупкой, которую Елена мне привезла.

— Очень мало людей способны купить хорошее ведро. Я же говорил Ларию, что могу на тебя положиться.

— Кстати, о нем… — Она засунула руку под столу, которую хранила в ведре, пока было тепло. — Я купила это, чтобы помочь тебе его развеселить. — Это была миниатюрная статуэтка оленя, тоже из бронзы, достаточно маленькая, что могла уместиться на моей ладони, и очень красивая. Я передавал свое восхищение правильными звуками, но Елена Юстина могла заметить неискренность на расстоянии стадия. — Чтонибудь не так? Ты обиделся?

— Ревную, — признался я.

— Дурак! — Смеясь, она снова опустила руку. — Твоя мама попросила меня поискать это для тебя. — И Елена передала мне сверток около шести дюймов длиной, тяжелый, обернутый тканью.

Это был набор ложек. Десять штук. Бронзовые. Я поставил одну на палец, чтобы проверить баланс: прекрасно. Они имели приятную яйцевидную форму, слегка вытянутую в длину. Шестиугольные ручки были прямыми, потом загибались книзу и переходили к углублению ложки в крепление в виде крысиного хвостика; в соединении у них находились рельефные бутоны, продолженные подходящим украшением…

— Ну, холодная овсяная каша в них обязательно станет вкуснее!

— Когда будешь мыть, вытирай ложки полотенцем, тогда на них не останется пятен. Тебе нравится?

Они были потрясающими. Я сказал об этом Елене. Сколько бы они ни стоили, это наверняка больше, чем могла позволить себе моя мама; я снова полез за своими сбережениями, испытывая острую боль в области кошелька, но девушка тихо сказала:

— Это мой подарок.

Так на нее похоже. Ни у кого в семье Дидиев никогда не было целого набора одинаковых ложек. Меня переполняли чувства.

— Елена…

— Просто наслаждайся своей кашей.

Она пальцами играла с чашей для омовения рук. Я поднял ее свободную руку — левую — и поцеловал ладонь, потом положил руку обратно. У нее на запястье висел фаянсовый браслет из бусинок, каждая в форме веретена. Больше ничего. Никаких серебряных колец.

Вот и все.

Я нежно держал свои десять ложек, хотя чувствовал себя игрушкой знатной женщины, от которой откупились. Я не пытался контролировать выражение своего лица. А надо было. Потому что когда я сидел в обиженном молчании, дочь сенатора обернулась, чтобы посмотреть на меня. И она тут же поняла, как я расценил причину ее подарка.

Я совершил ошибку.

Один из таких моментов. Две секунды, чтобы разрушить целые отношения.

Одно глупое, неправильное выражение лица, которое разбивает твою жизнь.

В течение следующих нескольких минут я наблюдал, как передо мной закрылось множество дверей.

— У меня две новости, Фалько. — Спокойный тон Елены подтвердил, что ее желание помогать мне превратилось в неприятный долг перед обществом. — Вопервых, мой свекор ездил в Нолу, потому что Ауфидий Крисп пригласил его в качестве личного гостя на соревнования. — У девушки был такой вид, словно она только что потратила час на маникюр для важного званого ужина, а потом сломала ноготь об дверную задвижку, выходя из дома. — Крисп везде был хозяином; он оплатил соревнования.