Авиатор: назад в СССР 11 - Михаил Дорин

— Могу только сказать, что на палубу корабля мне ещё не доводилось садиться.

— Ничего страшного. Какие ваши годы! Просто, какова перспектива этих проектов? Вы же знаете, что авианосцы — это «оружие агрессии» Запада. Их доктрина нападать. Вот они и строят корабли с самолётами. Нам это зачем?

— Как минимум, чтобы нейтрализовать этот компонент ВМС НАТО, — ответил я и привёл несколько доводов на этот счёт.

Описал я и преимущества самолётов с горизонтальным взлётом перед их собратьями с вертикальным. Пояснил, во сколько обойдётся нам усиление авиации сухопутного базирования, чтобы осуществить прикрытия противокорабельных самолётов и вертолётов, если мы не будем развивать корабельную авиацию.

— Без авиационного прикрытия в условиях господства противолодочной авиации НАТО мы не сможем обеспечить даже развёртывание наших подводных лодок с баллистическими ракетами, — закончил я.

— А подводный флот — главная ударная сила ВМФ, верно? — уточнил Чубов и я кивнул.

— Мы отстали в этом направлении.

Чубова слегка напрягло, что я так открыто высказал мнение об отставании. Руководители государства не всегда готовы слышать о подобных проблемах. Но, может, это мой шанс донести до них проблему развития корабельной авиации.

— Спасибо, Сергей. Рад был с вами пообщаться. Как куратор военно-промышленного комплекса, я подумаю, что мы можем сделать.

— До свидания.

— Кстати, вы не встречались с моим сыном Егором Чубовым? Он в Министерстве Авиапрома работает и часто у вас бывает, — сказал секретарь ЦК КПСС.

— Нет, Алексей Анатольевич. Много работы, полётов. За всеми не уследишь, — ответил я.

Возле гардероба меня ожидала Вера, мило общаясь с двумя женщинами. Держалась она статно, ровно и очень активно вела беседу. Красновой рядом не было.

— Вы знаете, я очень люблю орхидеи. Особенно гемарию. Чёрные, бархатные лепестки! А как она цветёт! — воодушевлённо рассказывала одна из женщин на русском языке с очень сильным акцентом.

— А вы знаете, я ранункулюс у себя решила посадить. Как-то муж подарил, и я прям загорелась, — улыбалась Вера, закатывая глаза от восторга.

— Ой, лютиковые! Моя страсть! Вера, сажайте у себя обязательно, — восхитилась другая собеседница, являвшаяся женой венгерского посла.

Это хорошо, что общая тема с представителями дипломатического сообщества была найдена. Женщины и цветы — неразделимы.

Разговор дам был закончен и я смог подойти к жене. Мы быстро оделись и вышли на свежий воздух. На улице ещё не темнело, и я предложил пройтись до Мосфильмовского пруда.

Чудесный вечер! Прогуливающиеся пары мило воркуют на скамейках. Владельцы собак выгуливают питомцев, пытаясь их дрессировать. Детвора живёт в ином от взрослых мире, где ещё есть место игре с мячом.

Запах сырости и мокрой травы стоит в воздухе, а солнце уже скрылось за горизонтом.

Вера долго молчала, и на мои вопросы отвечала односложно и без энтузиазма. Была мысль, что Анна что-то плохое сказала, и жена расстроилась. Я предложил ей пойти ближе к воде, но Вера не захотела.

— С важным человеком разговаривал? — спросила супруга.

— Да. Приятная вышла беседа.

— Это хорошо. А теперь давай поговорим серьёзно, — сказала Вера, остановившись рядом со скамейкой. — Что это такое было?

— Ты про что?

— Про Краснову. Поглаживания, подмигивания, намёки. Ещё и в конце всего этого она подошла ко мне и всё мне рассказала.

— Всё, это что?

— Прям всё и рассказала.

Вот что «всё»? Начну сейчас спрашивать, и сделаю только хуже. Что женщины загадка вселенной, что их слова.

— Вера, не пойму я тебя. Ты ревнуешь?

— Кто, я⁈ Нет, — возмутилась жена, отвернувшись в сторону. — Если только чуть-чуть.

Я улыбнулся и обнял её. Ревнует, значит любит.

— Серёж, ты меня и правда любишь? — прошептала Вера, посмотрев мне в глаза.

— Больше, дорогая. Намного больше, — ответил я и поцеловал жену.

Приближался «Первомай» и по сложившейся традиции, всем нужно готовиться к демонстрациям. Циолковск исключением не мог быть в этом вопросе, поэтому город наряжался, готовился. Полёты шли с удвоенной нагрузкой. Я не успевал порой налёт в книжку записывать. Темпы почти «афганские», только самолёты все разные.

За три дня до праздника инструктор решил меня совсем измотать. Уже третий полёт за сегодня, а смена только наполовину закончена. Но Лоскутову этого мало и он летит со мной «под шторкой» на спарке МиГ-21. Ещё и начинает мне приборы отключать.

— Авиагоризонт в работе? — спросил он, когда мы добрались до пилотажной зоны.

— В работе, — ответил я и тут же мой инструктор его выключил. — Не в работе.

— Это ещё мало, — радостно заявил Гена.

Я запросил окончание задания и начал отворачивать на аэродром. Крен в данном случае можно контролировать по дублирующему прибору, поэтому паники у меня не возникло.

— Гордый, 088, заход с имитацией отказа приборов. Ваше управление, — доложил я руководителю полётами.

Занял высоту 900 и продолжил полёт до подхода к развороту на посадочный курс. К этому времени мне отключили ещё и высотомер с курсовой системой. Пока я не помпажирую. «Шторка» по-прежнему закрыта.

Вышли на посадочный курс. Гена продолжает молчать. Хотя, что ему тут нужно говорить, если всё идёт ровно.

— Удаление 12, на курсе, глиссаде, — проинформировал меня руководитель зоны посадки.

— 600, — контролирую высоту по радиовысотомеру.

Ничего не предвещает беды или обильного потоотделения. Разве только пару капель скатываются по спине, действуя на нервы.

— 088, 6, к дальнему. Контроль шасси, механизация.

— 300, выпущено.

Гена всё молчит, хотя обычно он в такие моменты начинает что-то говорить. А сейчас ничего.

Шторку не открываю. Держу самолёт ровно. Руководитель полётами постоянно на связи и об отклонениях не сообщает.

— Гена, шторку открываю? — спрашиваю я перед самой полосой.

Но тот молчит и даже не пискнет. Начинаю волноваться уже за его здоровье. Опустил светофильтр и скинул шторку. В кабину моментально ворвался яркий солнечный свет.

Полоса подо мной, самолёт выровнял и аккуратно приземлил его. Начинаю в очередной раз запрашивать Гену, но тот молчит.

Зарулив на стоянку и открыв фонарь кабины, я первым делом посмотрел назад. Картина маслом, как говорится.

— Серый, ты чего не разбудил меня? — ворчал Лоскутов, потянувшись в кресле.

— На солнышке тебя так разморило? — посмеялся я.

— Да устал уже. Целыми днями летаем, а всё программы конца и края не видно, — ответил Гена, отстёгиваясь.

Спустившись по стремянке, я расписался в