Метро 2033. Нас больше нет - Мария Стрелова

– Ты… вы… обе… отец…

– Женя, послушай меня, – она села на пол рядом с ним. – Тебе больно, страшно, ты узнал такое, что и злейшему врагу не пожелаешь. Ты не сможешь никому помочь. Положение опасное, нужно вести себя как можно тише, не провоцировать Рябушева, по крайней мере, в ближайшие несколько дней. Здесь творятся страшные вещи, но я согласилась стать их частью. Не дай полковнику вовлечь тебя в свои эксперименты. Прошу тебя, умоляю, спрячь свои чувства как можно глубже, соглашайся на все, что прикажет Андрей. Тебе нужно выжить и идти дальше. Наедине со мной – плачь, кричи, задавай любые вопросы, какие только придут в голову, я отвечу тебе на них, обещаю. Но при людях – ни слова. Что бы ни происходило, что бы ты ни увидел.

– Я сплю, мне снятся кошмары… Такого не может быть, это неправда… – пленник уставился в одну точку и замер, не в силах справиться с потрясением.

– Тебе нужно отдохнуть, поспать хотя бы немного.

– Отец ненавидел маму и меня, – побелевшими губами выговаривал юноша. – Не может быть. Пусть это все окажется сном, пожалуйста, я хочу проснуться. Света предала всех нас. Ты предала всех нас. Рыбаков предал всех нас. Кому можно верить? Никому больше.

– Послушай… – начала Марина, протягивая руку.

– Не прикасайся ко мне! Я ненавижу тебя, ненавижу! – крикнул Женя, задергался, заметался.

Он не чувствовал боли, ослепленный бессильной, бесконечной яростью и обидой, кричал, срывая голос до хрипа, проклинал ее, себя, весь мир. Пленник пришел в себя спустя несколько минут, закашлялся и понял, что его лицо – мокрое от слез. Алексеевой в кабинете уже не было, у двери равнодушно стоял часовой, ожидая, пока парень успокоится.

– Угомонился? – с видимым недовольством спросил он. – Повезло тебе, что Марина Александровна за тебя вступилась, полковник за такие концерты в карцер отправляет.

– Что тут происходит?! – хотел крикнуть юноша, но смог лишь сдавленно прошептать.

– У меня приказ отвести тебя в камеру, а не отвечать на вопросы, – заявил солдат, расстегивая на нем наручники.

– Ну и пошел ты тогда, – выругался Женя. Конвоир промолчал, заломил ему руки за спину и вывел в коридор.

«Зря она оставила меня в живых, – с затаенной злобой думал пленник, в унизительной полусогнутой позе шагая по коридору, подгоняемый часовым. – Я отомщу. Всем!»

* * *

Марине каждую ночь снился ее разговор с полковником. Женщина просыпалась в панике и долго смотрела в потолок, успокаивая сердцебиение. В такие сумрачные предутренние моменты она понимала, что чувствует Женя, на которого обрушилось страшное откровение. Каких-то две недели назад Рябушев заставил ее понять, что все двадцать лет ее жизни в Раменках замначальника бункера Алексеева и все ее подопечные были частью страшного эксперимента, не завершившегося до сих пор. Но Марина жестокую правду приняла. А парень не желал. Женщине думалось, что Коровин-младший слишком похож на нее саму в молодости, и ему тоже понадобится бесконечно долгое время тяжких тайн и принятых решений, чтобы смириться и не удивляться больше ничему.

Две недели назад

Марина сидела в кабинете полковника и пила чай из граненого стеклянного стакана. Довоенный, настоящий чай из черной крупной заварки. Забытый за долгие годы вкус вызывал у нее бесчисленные воспоминания.

Рябушев, вальяжно устроившийся в кресле, заговорил первым.

– Признаться, удивлен. Я был уверен, что вы растерзаете мальчишку. Эксперимент слишком затянулся, мы все думали, что он обречен на провал, однако вы сумели вернуться и стать человеком. Если бы сейчас существовал Нобелевский комитет, нам бы, несомненно, выписали премию.

Женщина подняла голову.

– Вы ожидаете от меня благодарности? – грустно спросила она.

– Как минимум, видеть такое равнодушие в ваших глазах обидно, – засмеялся Андрей Сергеевич. – Над вами полтора месяца днями и ночами работала команда моих ученых, мы совершили немыслимых масштабов открытие, а вы смотрите так, будто я на ваших глазах убил всю вашу семью.

– Где вы были двадцать лет назад? – с горечью воскликнула Марина. – Пожалуй, как человек из околонаучной, пусть и гуманитарной, среды, я вам безмерно признательна. Это феноменальное достижение – вернуть человеческий облик мутанту. Но как этот самый мутант, я вас ненавижу. Вы вернули мне не только разум, но и память. А она хранит то, что стоило бы забыть.

– Что ж, чисто по-человечески я вам даже сочувствую. В какой-то мере. Я поражен, как вы не сошли с ума, мы запоздало поняли, что память к вам вернется, и вводить транквилизаторы было уже бесполезно, вы справились сами.

– Как вам удалось прервать мутацию? – Алексеева прямо задала мучающий ее вопрос.

– Прервать? Зачем? Мы запустили в вашем организме процесс реверсии. Вы еще не поняли, Марина? Про пластохинон нам было известно намного раньше, чем вам.

Женщина с недоверием покосилась на Рябушева.

– Этого не может быть. Бункер в Раменках был в полной изоляции, тайну эс-кей-кью-один, кроме меня, знали два человека, и оба мертвы.

Полковник неторопливо подошел к сейфу и вытащил оттуда пожелтевшую от времени папку. Положил ее на стол перед Мариной.

– Этого не может быть, – с ужасом выговорила женщина. – Не верю своим глазам.

На обложке значилось: «Отв.: зав. лаб. экспериментальной генетики и фармацевтики Кругликова О. Е.» Внутри, помимо документов, обнаружился смятый некогда лист бумаги: «Разработка лаборатории геронтологии НИИ экспериментальной фармацевтики. Пластохинон. Ампулы, 1000 шт. Кодовое название: SKQ1. Доставить: Генштаб. Срочность: высокая. Секретность: совершенно секретно. Отв.: зав. лаб. геронтологии и генетики проф. О. Е. Кругликова. НИИ эксп. фарм.»

Женщине казалось, что ее затягивает в бесконечный черный водоворот. Из комнаты пропал весь воздух, в глазах потемнело, а в голове тяжким молотом стучала одна-единственная мысль: «Этого не может быть!» Алексеева словно вернулась на двадцать лет назад, ощущая себя растерянной, перепуганной девчонкой посреди исковерканного Катастрофой мира.

– Теперь вы поняли? Мы с вами, оказывается, знакомы куда дольше, чем вы или я могли себе представить. Меня позабавило, как вы описали бегство из НИИ, мне тогда это виделось совсем иначе. Вы стащили пластохинон, но так легкомысленно оставили папку с ценнейшими документами прямо на лестнице. Листок с описанием препарата обнаружился за шкафом, мне стало ясно, что конкуренты унесли то, за чем явилась моя группа. Бойцы, которые пустились в погоню, оказались на редкость бестолковыми, они потеряли вас в лабиринтах института и не догадались спуститься в подвал. Двадцать лет меня и Геннадия, которого вы знаете как Доктора Менгеле, затеявшего всю эту авантюру, грызла мысль о том, что где-то в Москве есть люди, принимающие вожделенный эс-кей-кью, живой подопытный материал для эксперимента. Мы даже пару раз повторили вылазку в Раменки в попытке найти вас, но – снимаю шляпу! Вы берегли свои тайны как зеницу ока, нам пришлось вернуться с пустыми руками. Теперь вы понимаете, что я испытал, когда прочитал ваш дневник? – на лице полковника проскользнуло плохо скрываемое возбуждение.