Бояре Романовы и воцарение Михаила Феoдоровича - Платон Васенко

Смелый до дерзости набег Лисовского имел, по-видимому, значение большой разведки. На Русь собиралась гроза: готовился поход королевича Владислава к Москве. На Руси долго не знали об этом и даже возобновили было попытки продвинуться к Смоленску, но скоро с литовского рубежа стали приходить одна за другой тревожные вести о наступлении поляков и литовцев.

Сейм согласился на поход королевича к Москве еще в июне 1616 года. С Владиславом сейм послал восемь своих комиссаров, на обязанности которых лежало подавать королевичу советы, как действовать, и иметь наблюдение за его деятельностью. Дело в том, что сейм смотрел на поход Владислава с такой точки зрения: война начата с целью испытать, сохранилось ли в русском народе расположение к королевичу. Если нет, то нужно стремиться к заключению славного и выгодного для Речи Посполитой, польза которой должна быть у Владислава на первом месте, мира с Москвой. Если же Владислав станет русским государем, то он обязан исполнить свои прежние скрепленные собственноручной подписью обещания: 1) соединить Москву неразрывным союзом с Речью Посполитой, 2) установить свободную торговлю между этими государствами, 3) вернуть Польше и Литве «от них отторгнутыя страны»: Смоленское и значительную часть Северского княжества, 4) отказаться за Русь от прав на Ливонию и Эстонию. На таких условиях сейм дал королевичу денег и обещал одиннадцать тысяч войска для похода на Московское государство. Главным военачальником назначен был гетман Карл Хоткевич, так как назначенный для этой цели гетман Станислав Жолкевский отказался, отговариваясь ожидаемым нападением турок. Впрочем, и Хоткевич хорошо знал театр предстоящих военных действий, так как в 1612 году ходил походом на выручку сидевших в Московском кремле и в Китай-городе поляков и почти у самой Москвы был отбит подмосковными ополчениями.

Собирая свое войско, часть которого пришлось отрядить затем на помощь Жолкевскому, поляки прибегали и к другим мерам. Так, они потребовали, чтобы наш пленный посол князь Василий Васильевич Голицын написал к боярам о правах Владислава. Но Голицын с негодованием отверг подобное требование. Больший успех имели поляки у донцов, многие из которых с охотой согласились «правдой служить и прямить» королевичу. Подняли поляки и свое малороссийское служилое казачество. Храбрый гетман Конашевич-Сагайдачный привел впоследствии под Москву до двадцати тысяч своих удальцов на помощь Владиславу.

После долгих сборов в апреле 1617 года молодой королевич торжественно выступил из Варшавы в русский поход, напутствуемый речью архиепископа Примаса. В этой речи архиепископ указывал на преимущество католицизма и на необходимость «извести заблужденных на путь мира и спасения». На это Владислав отвечал, что он всегда будет «прежде всего иметь в виду славу Господа Бога своего и святую католическую веру, в которой воспитан и утвержден».

Королевич долго медлил на походе, возвращался в Варшаву и лишь в сентябре 1617 года прибыл под Дорогобуж, осажденный уже Хоткевичем. У дорогобужцев воеводой был Иванис Ададуров. Он «государю изменил и Дорогобуж здал и королевичу крест целовал со всеми людьми». За Дорогобужем Владислав занял Вязьму, первые воеводы которой обратились в позорное бегство, увлекая своим примером стрельцов и посадских людей. Казаки же, бывшие в городе, вспомнили старые времена и бросились «украинные места воевати». Тогда третий вяземский воевода «князь Микита Гагарин, видя то, что ево покинули одново, заплакав, пойде к Москве».

Вскоре после появления в Москве бежавших из Вязьмы воевод, понесших тяжкое наказание, в столицу прибыл и «Иванис Ададуров с товарищи», «чтобы прельстить московских людей». Он был схвачен и сослан в Казань. Война между тем продолжалась. На время зимы, правда, военные действия почти прекратились, и обе стороны посылали друг к другу «задирать о мире». Однако с весной война возобновилась, и королевич, хотя и медленно, но неуклонно продвигался к Москве. С другой стороны, с юга, надвигался на столицу Сагайдачный. Русские воеводы отступали к Москве. Отступил к ней и храбрый Пожарский после ряда подвигов, совершенных им в должности воеводы калужского. Отступил по приказанию, данному из Москвы, идти на сход к другим воеводам. В Москве поднялось волнение: «Взволнова диявол людьми ратными: приходяху на бояр со большим шумом и указываху, чево сами не знаху. Едва премилостивый Бог утоли такое волнение без крови».

Королевич тем временем осадил Можайск, но мужественный воевода Федор Васильевич Волынский не сдал города и «с ними бьющеся, не щадя голов своих». Так же стойко отразили Сагайдачного жители осажденного им города Михайлова. Тогда и Владислав, и малороссийский гетман, блокировав осажденные земли и города, с главными силами двинулись к Москве.

В столице царь и правительство принимали свои меры. Восьмого сентября Волынский прислал известие о движении Владислава к Москве, а девятого состоялось уже в ней заседание Земского собора. На этом соборе царь говорил речь о том, что «Владислав с польскими и с литовскими и с немецкими людьми и с нарядом идет под царствующий град Москву, и хочет всякими злыми своими умыслы и прелестью Москву взять, и церкви Божия разорить и истинную нашу православную христианскую веру попрать, а учинить свою проклятую б еретическую латынскую веру». Михаил Федорович «против разорителей веры христианския… обещался стоять, на Москве в осаде сидеть и с королевичем и с польскими и с литовскими людьми битися». В свою очередь, государь призывал через посредство Земского собора все московское население биться с врагами и не поддаваться «ни на какую прелесть».

«Прелести» начались уже давно, с посылки Ададурова. В августе, находясь под Можайском и собираясь идти к Москве, королевич прислал в русскую столицу грамоту. В ней он именовался русским царем, просил «змышленным и несправедливым речам советников Михаиловых не имети веры» и обещал сохранение в чистоте и нерушимости православия. Но в Москве знали цену польским обещаниям. Поэтому члены собора с полным основанием могли отвечать царю, «что они все единодушно дали обет Богу за православную христианскую веру и за него государя стоять, и с ним государем в осаде сидеть безо всякого сумнения, и с недругом его с королевичем Владиславом и с польскими и с литовскими и с немецкими людьми и с черкассы битись до смерти, не щадя голов своих».

На этом же заседании были обсуждены меры для выдержания осады и дальнейшей борьбы с врагами. Для первого решено было расписать в Москве «по местам воевод, а с ними ратных людей», для второго отправить в Ярославль и Нижний Новгород бояр-князей Ивана Борисовича Черкасского и Бориса Михайловича Лыкова «в городех сбиратися с ратными людьми государю и Московскому государству помочь чинить». Ввиду опасности положения «указал государь воеводам на Москве и в городех всем быть без мест по 120 год»390.

Семнадцатого сентября королевич Владислав подошел к Звенигороду, в сорока верстах от Москвы. «А выходцы и языки в роспросе сказывали, что королевичев приход из Звенигорода будет под Москву сентября в 20 день; а с другую сторону Смоленския дороги идет, к королевичу в сход, из Запорог Черкасскаго войска гетман Сагайдачный с черкасы со многими людьми, и стал в Коломенском уезде в селе в Бронницах».

Московская осада началась. К смятению и опасениям за ее исход присоединился еще страх перед небесным явлением – кометой. Летописец так передает об этом: «На небесех явися над самой Москвою звезда. Величиной ж она бяше, как и протчие звезды, светлостию ж она тех звезд светлее. Она ж стояше над Москвою, хвост же у нее бяше велик. И стояше на польскую и на немецкие земли хвостом. От самой же звезды пойде хвост узок и от часу ж нача роспространятися; и хвосту роспространившися, яко на поприще. Царь же и людие все, видя такое знамение на небесех, вельми ужасошася. Чаяху, что сие есть знамение Московскому царству, и страшахуся от королевича, что в тое же пору пришел под Москву. Мудрые ж люди, философы о той звезде стаху толковати, что та есть звезда не к погибели Московскому государству, но к радости и к тишине. О той же звезде толкуется: как она стоит главою, над которым государством, и в том государстве подает Бог вся благая и тишину; никоторова ж мятежа в том государстве не живет, а на кои государства она стоит хвостом, в тех же государствах бывает всякое нестроение и бывает кроворазлитие многое и междуусобные брани и войны великие меж ими». И, действительно, толкование «мудрых людей» на этот раз сбылось, но во время осады появление кометы увеличило панику. Охваченные ею воеводы пропустили беспрепятственно Сагайдачного к Москве без боя.