Бояре Романовы и воцарение Михаила Феoдоровича - Платон Васенко

Но приступ королевича к Москве тридцатого сентября не удался. Несмотря на некоторую шаткость казаков, русские люди мужественно отбили его под предводительством окольничего Никиты Васильевича Годунова. Тогда Владислав двинулся по Ярославской дороге, где передовые его отряды имели неудачу под стенами знаменитого Троице-Сергиева монастыря. В это время завязались переговоры о перемирии. Московскому государству, еще не вполне окрепшему после Смуты, тяжело было бороться с врагом, угрожавшим самой столице. Поляки, в свою очередь, страшились русской зимы. Сверх того, они поняли, что русские люди в громаднейшем большинстве верны своему государю и не желают видеть Владислава на московском престоле. Между тем заключение выгодного для Речи

Посполитой мира было вполне возможно при данных обстоятельствах. Поэтому в начале ноября было достигнуто предварительное соглашение о перемирии и выработаны главнейшие условия его с польскими послами Христофором Сапегой, Карсиньским и Гридичем, для этой цели приезжавшими в Москву. Этим объясняется и желание поляков прекратить военные действия, о чем находим известие в сказании Авраамия Палицына. Этот писатель повествует, что десятого ноября «Лев Сапега прислал в монастырь двух крестьян монастырских, Ромашка да Илейку деревни Селкова, а в грамоте писал к келарю Аврамию и к воеводам, что подъещики их взяли двух крестьянов, чая их лозутчиков». «И мы де, – писал Сапега монастырским властям, – тех двух крестьян к вам послали и перед своим воиньским людем заказали, сел ваших жечь и крестьян побивать и в полон имати не велели. А вамъ бы наших воиньских людей побивати и в полон имати не велети»391. Правда, военные действия продолжались, но вяло, и притом с ущербом для поляков.

В двадцатых числах ноября съехались великие послы обоих государств. Польскими уполномоченными были Сапега, Новодворский и Гонсевский; с нашей стороны посольство правили бояре Ф. И. Шереметев и князь Данила Иванович Мезецкий, окольничий Артемий Васильевич Измайлов, дьяки Иван Болотников и Матфей Сомов. Съезды происходили в Троицком монастырском селе Деулине. «И на первом съезде (двадцать третьего ноября 1618 года) у них ничево добра не зделалось, розошлись бранью, а на другом съезде мало с ними бою не бысть»392. Пунктов разногласия было несколько, но главными были притязания Владислава на московский престол и желание московских послов добиться признания поляками царя Михаила Федоровича законным русским государем, на что никак не могли согласиться поляки.

Отсюда написанные русскими послами слова: «Кого они своим государем имеют» – в редакции польских послов обращались в «кого они своим государем именуют». Шли большие споры из-за земельных уступок. Польским уполномоченным хотелось добиться новых земельных приобретений, на что никак не хотели согласиться русские великие послы. Затем поляки обещали вывести свои войска, но не ручались за отряды запорожцев, Чаплинского и лисовщиков.

Наибольшим задором отличался Гонсевский, желавший довести дело до нового разрыва.

Во время переговоров поляки застращивали наших послов, говорили им, что казаки добудут себе иного «вора», что «воренок» жив и т. п. Пугали они и посольскую свиту, сообщая ей разные тревожные вести.

Наконец, состоялся третий съезд – первого декабря 1618 года. На нем обе стороны пришли к соглашению и разменялись записями. Так было заключено на четырнадцать с половиной лет известное Деулинское перемирие на следующих условиях: 1. Русские великие послы «о королевиче Владиславе отказали накрепко, что то ныне и вперед статься не может», а «паны рады и великие послы то дело на суд Божий положили». 2. Отпуск митрополита Филарета и князя Василия Васильевича Голицына с товарищами в размену «полоняниками» назначили произвести пятнадцатого февраля 1619 года, «по русскому стилю, а по нашему римскому календарю февраля 25». 3. Россия «поступилась» Речи Посполитой следующими городами: Смоленском, Белой, Дорогобужем, Рославлем, Черниговом, Городищем Монастыревским, Стародубом, Поповой Горой, Новгород-Северским, Трубчевском, Почепом, Серпейском, Невелем, Себежем, Красным и Велижской волостью. 4. Названные города Русь отдавала «с нарядом со всякими пушечными запасами, с посадскими людьми и с уездными или пашенными крестьянами, кроме гостей и торговых людей, а гостям и торговым людям дать волю, кто в которую сторону захочет, а духовенство, воевод, приказных и служилых людей выпустить в Московское государство со всем имением»393.

Так окончился поход Владислава под Москву. Нельзя не признать, что Русь заключила перемирие на крайне тяжелых для себя условиях. Мы не добились отказа королевича от притязаний на русский престол и отдали полякам старые русские земли с русским населением, отдали область Верхнего Днепра и первые подступы к Москве. Но надо принять во внимание, что враг стоял в центре государства, угрожая его столице, что России, истощенной Смутой, нужна была передышка и что при обмене пленных выгадывали мы: возвращались такие люди, как государев отец, митрополит Филарет, и бояре князь Голицын394 и знаменитый защитник Смоленска Шеин. Притом в лице Филарета возвращался на родину умный, опытный и энергичный человек, который мог быть авторитетным соправителем своего царственного сына. Кроме того, митрополит Филарет не мог забыть утраты того города, за который он так ревностно боролся во время великого посольства в воинский стан Сигизмунда и значение которого хорошо понимал. Идея о борьбе с поляками за возвращение Смоленска была одним из руководящих мотивов деятельности «великаго государя патриарха Филарета всея Руси». А деятельность его была направлена на укрепление родины и поднятие ее благосостояния.

V

Более восьми лет протомился живой и подвижный, несмотря на свои преклонные годы, митрополит Ростовский и Ярославский Филарет в тяжкой неволе, в далекой и чужой стране. Притом поляки разлучили членов великого посольства. Филарет жил в Мариенбурге, не имея при себе никого из своих людей. В октябре 1614 года царь Михаил Федорович отправил к отцу игумена Сретенского московского монастыря, «священника инока Ефрема, слыша про нево и про ево государево житие и утеснение. Ведаше он, государь, что у нево государя нет никакова человека и чаяше он, государь, что ево к нему, государю, пустят». Вместе с игуменом Ефремом царь Михаил Федорович отправил в Литву к митрополиту Филарету «слугу и иное, что мало… потребное по росписце, а росписца всему тому у священника Ефрема». Кроме того, государь через посредство Струся посылал своему любимому отцу, страдавшему на чужбине, деньги и всякое платье и рухлядь, о чем наш пленник писал своей жене и «приятелям». Не знаем, скоро ли получил «священник инок» Ефрем доступ к митрополиту Филарету. Известно лишь, что «литовские же люди тово игумена Ефрема сперва к нему, государю, не пустиша. После ж тово ему, государю, ево и отдаша, и был у нево, покаместа ево государя Бог принес на Московское государство».

Вскоре по отъезде игумена Ефрема, в конце 1614 года, в Варшаву с грамотой от бояр к панам радным был отправлен Федор Желябужский. Ему были вручены две грамоты к митрополиту Филарету. В первой царь Михаил Федорович просил благословения у своего отца, сообщал ему о здоровье своем и инокини Марфы Ивановны и просил его написать: «Священно инок Ефрем и слуга бывалил, и что с ним послано по росписце, до вас, великаго государя, дошло ли, и что к тебе великому государю прислали денег и иныя какия рухляди Струсова жена и приятели? Чтоб, государь, про то нам было б ведомо». Центральное место царской грамоты составляло извещение о намерении освободить митрополита Филарета из плена. Грамота и оканчивается выражением пожелания царя и его матери «не душевными токмо, но и телесными очима видети» отца и мужа. Другая грамота была послана на имя Филарета от освященного собора и «бояр». В ней говорилось сначала о неправдах поляков, затем выражалась готовность вступить с ними в мирные переговоры для освобождения как митрополита Филарета, так и князя Голицына с другими пленными послами. Желябужский, приехав в Варшаву, получил разрешение видеться с митрополитом Филаретом. Государев отец жил в то время в доме Льва Сапеги. Приняв грамоту царя Михаила, митрополит Филарет спросил Желябужского: «Как Бог милует сына моего?». На ответ, что царь Михаил Федорович, «Бог дал, в добром здоровье», государев отец сказал нашему посланнику: «Не гораздо вы сделали, послали меня от всего Московскаго российскаго государства с наказом к Жигимонту королю прошать сына его Владислава королевича на Московское государство государем; я и до сих пор делаю во всем вправду, а после меня обрали на Московское государство государем сына моего, Михаила Федоровича; и вы в том передо мною неправы; если уже вы хотели выбирать на Московское государство государя, то можно было и кроме моего сына, а вы это теперь сделали без моего ведома». Желябужский возразил на это: «Царственное дело ни зачем не останавливается; хотя бы и ты, великий господин, был, то и тебе было переменить того нельзя, – сделалось то волею Божиею, а не хотеньем сына твоего». Митрополит Филарет согласился со словами посла: «То вы подлинно говорите, что сын мой учинился у вас государем не по своему хотенью, изволением Божием да вашим принуждением».