История Франции - Андре Моруа

Генрих IV Французский. Гравюра XVII в.

2. На следующий день после смерти Генриха III он стал королем. Но кто же признал его? Многие католики говорили: «Пусть он будет королем, но только пусть обратится в католичество», и Генрих Наваррский понимал, что придется это сделать, что весь Париж состоит из католиков, что «если Франция – это человек, то его сердце – Париж» и что, как он скажет позднее, «Париж стоит мессы». Впрочем, его вера, которая скорее была чувством, чем догмой, вполне могла приспособиться и к обращению. Для него важно только было оставаться добрым христианином и сохранять свое достоинство. Он ждал своего часа для принятия решения: «От меня часто требовали сменить веру. Но как? С ножом к горлу. Если бы даже у меня не было никакого почтения к моему вероисповеданию, то почтение к моему достоинству помешало бы мне это сделать… Что сказали бы обо мне самые горячие поклонники католической религии, если бы увидели, что я, прожив до тридцати лет в одной вере, вдруг сменил ее в надежде на получение королевства?» Он обещал углубить свои знания, просветиться. «Те, кто не хочет ждать, – сказал он, – имеют полное право меня покинуть… И среди католиков у меня будут те, кто любит Францию и честь». Таковые действительно у него появились, а кроме того, у него была еще и небольшая армия протестантов. Против него сплачивала свои ряды Лига. Герцог Майенский (брат покойного герцога де Гиза) провозгласил королем под именем Карла X старого кардинала де Бурбона, а сам он стал генерал-лейтенантом королевства. В Париже сектантская демагогия Совета шестнадцати приводила в отчаяние католическую знать, которая держалась в стороне. Генрих IV чувствовал, что он сможет завоевать свое королевство, и с десятью тысячами человек устремился на осуществление этого мероприятия.

Торжественный въезд Генриха IV в Париж в 1594 г. Гравюра конца XVI – начала XVII в.

3. Он мог бы удалиться в Лангедок, но это означало бы отказаться от Парижа. Поэтому он двинулся в Нормандию, где были, как он знал, дружески к нему расположенные города. Майен преследовал его по пятам. В Арке, возле Дьеппа, Генрих IV благодаря своим качествам военного вождя одержал первую победу, и она привлекла на его сторону французов всех партий, которые инстинктивно пошли за общенациональным королем. За спиной Лиги стояли испанский король, герцог Савойский и все враги Франции; эти чудовищные союзы шокировали честных людей. Парижане, вступившие в католическую партию, удивлялись и разочаровывались, видя, что она превратилась в партию революционную. Сам герцог Майенский писал: «Торговцы думают о своих делах, не хотят войны и советуют сохранять мир». Члены парламента, преследуемые Советом шестнадцати, были тайными сторонниками Наваррца. «Мениппова сатира» описывает возмущение горожан: «Люди шли, повторяя: „Некогда у каждого был хлеб на чердаке и вино в подвале. У каждого была серебряная посуда, ковры и мебель… Кто, кроме воров, может теперь похвастаться, что у него есть средства, чтобы прожить ближайшие три недели?..“» Все жаждали порядка, все ожидали энергичного и милостивого вождя. И вот такой вождь теперь появился, и это был король. Все, что он произносил, вызывало восхищение. «Если вы потеряли свои ротные кавалерийские штандарты, присоединяйтесь к моему белому султану; вы найдете его на дорогах победы и чести». А вечером накануне одной битвы он провозгласил: «Четвертая часть французам, грабь иностранцев!» Когда он осадил наконец Париж, жалость не позволила ему держать слишком жесткую осаду, и он пропускал в город продовольствие. «Я не хочу быть правителем на кладбище», – объяснил он.

4. В 1593 г. в Париже были созваны Генеральные штаты королевства. Депутатов было немного, но народ, казалось, ждал от них решения. Герцог Майенский произнес тронную речь и заявил, что Франция желает короля-католика: его кандидатом был он сам. Но Филипп Испанский хотел посадить на французский трон свою дочь Изабеллу Клару, внучку Генриха II, и сделать из Франции более или менее автономную испанскую провинцию. А в это время Генрих IV вел переговоры в городке Сюрень. Он понимал, что пришел момент переменить веру. Если бы штаты выбрали королем кого-то другого, то легитимность его власти стала бы спорной; и наоборот, если бы законный король стал католиком, то Париж и Франция, утомленные долгими войнами, пошли бы за ним. «Наставьте меня, – сказал он епископам. – Я не упрямец… Вы принесете большую пользу Богу, одержите прекрасную победу вашей веры». Был ли он честен? «За свою жизнь он дважды был протестантом и дважды католиком… Эксперт по части отречения, он создал свою веру, очень терпимую и в то же время очень искреннюю…» (Г. Аното). Ему ничего не стоило уступить народному пожеланию и, как он говорил на своем гасконском диалекте, сделать сальто. Он только хотел, чтобы ему дали необходимое время. Своими вопросами и комментариями, дойдя даже до обсуждения «шалостей» культа святых, он вызвал переполох среди епископов. Наконец 25 июля 1593 г. в Сен-Дени Генрих IV, облаченный во все белое, был «принят в лоно Церкви». Лига утратила цель своего существования. В марте 1594 г., пообещав полную амнистию, король вступил в свой великий город Париж и направился в Нотр-Дам, чтобы присутствовать на мессе. Амнистия была честно соблюдена. Когда Франция увидела, что король не стремится к репрессиям, она поступила так же, как Париж.

5. Вызывает восхищение то терпение, с которым Генрих IV завершал дело умиротворения Франции. Это было нелегкой задачей. Повсюду еще полыхала злоба. Многие возмущались его снисходительностью. «Если кто-то и позволил себе лишнее, – говорил он, – то мне достаточно знать, что он одумался, и теперь не будем больше к этому возвращаться». Он просто купил покорность многих, объясняя, что это стоит ему в десять раз дешевле, чем если бы он стал употреблять силу. Он оплатил долги своего злейшего врага герцога Майенского, а в виде легкой мести заставил этого толстого ревматика побегать по своим делам. Он заключил мир с Испанией. Оставалось помириться со Святым престолом. В этих переговорах Генрих был непоколебимо тверд, и кардиналы посоветовали папе уступить, потому что галликанское духовенство Франции поддерживало короля и в противном случае дело могло бы дойти до раскола. Договор был заключен на основе Конкордата 1516 г. Права Галликанской церкви оставались неизменными. Король выбирал епископов и распределял бенефиции, а Церковь сохранила свою собственность: 100 млн доходов плюс десятина; зато Церковь должна была содержать культовые здания и школы. Оставался еще открытым вопрос о юном принце Конде, протестанте, который оказывался прижизненно признанным наследником трона до тех пор, пока у короля не появится ребенок мужского пола (законнорожденный). В результате договорились, что Конде будет воспитываться в католической вере, и тогда папа снял отлучение Генриха IV от Церкви. Таким образом, монархия сохранила «список» бенефиций и свою власть над Французской церковью. Оставалось разрешить последний вопрос – вопрос об иезуитах. Орден, созданный в 1540 г. – настоящая духовная милиция на службе папства – и выведенный из-под власти прелатов, сыграл важную роль в Религиозных войнах. В 1594 г. иезуиты были изгнаны из Франции как враги короля и государства. В 1603 г., невзирая на предостережения парламента, Генрих IV вернул их в страну. «Я считаю, что они необходимы для моего государства, – заявил он. – И если они не появились здесь в силу веротерпимости, то я желаю, чтобы они появились в силу эдикта».