Дальневосточная республика. От идеи до ликвидации - Иван Саблин

В соответствии с этими неясными директивами Третий Забайкальский областной съезд Советов, прошедший в Чите с 24: марта по 5 апреля 1918 года, сформировал Забайкальский областной Совет народных комиссаров, объединивший большевиков, левых эсеров и эсеров-максималистов под председательством Николая Михайловича Матвеева, забайкальского казака-большевика. Пятый съезд крестьян и казаков Амурской области (Благовещенск, 1–10 апреля 1918 г.), объединивший большевиков, левых эсеров, эсеров-максималистов и анархистов, пошел еще дальше. Приняв радикальную социалистическую программу, съезд провозгласил область Амурской трудовой социалистической республикой или «автономной Амурской социалистической республикой», являющейся «составной частью великой Российской советской федеративной республики». Совет народных комиссаров Амурской республики под руководством Мухина проводил национализацию предприятий, устанавливал твердые цены и закрывал уцелевшие оппозиционные газеты. Дальком был вынужден соперничать с Центросибирью за влияние на правительство Мухина, и Краснощёков критиковал «крестьянско-рабочую» Амурскую республику за «сепаратизм»[381].

Созданию областных правительств в Чите и Благовещенске сопутствовало новое наступление Семёнова в Забайкалье и более активная политика стран Антанты. 5 апреля 1918 года, на следующий день после нападения на компанию «Исидо», в результате которого погибло два японских предпринимателя, во Владивостоке высадился десант, который на следующий день, совместно с высадившимися вслед за ними британскими войсками, установил контроль над городом. В этой ситуации Четвертый Дальневосточный краевой съезд Советов рабочих, солдатских, крестьянских и казачьих депутатов (Хабаровск, 8–14 апреля 1918 г.) проходил как под национально-оборонческими, так и под регионалистскими лозунгами. В своей первой речи Краснощёков обращался к «представителям объединенного трудового народа Дальнего Востока», «оторванного от Европейской России» и «окруженного враждебным миром». Хотя Краснощёков говорил о Дальнем Востоке (который он расширил, включив в него Забайкальскую и Якутскую области), он подчеркнул принадлежность региона России и обвинил противников большевиков в сговоре с иностранцами. В то же время он назвал съезд «учредительным собранием» нового Дальнего Востока, принадлежащего трудящимся. В резолюции съезда о национализации средств производства и потребления новое государственное образование было названо «рабоче-крестьянской Советской республикой Дальнего Востока». Одновременно с этим оно оставалось частью России, а «свободный народ» новой республики слал «вечное проклятие предателям народа и Родины»[382].

Владимир Михайлович Клипов[383], член Центросибири, впоследствии вспоминал, что, в отличие от Ленина, ожидавшего, что высадка японского десанта перерастет в полномасштабную интервенцию, Краснощёков и председатель Владивостокского Совета Суханов, по всей видимости, не воспринимали ситуацию как критическую, надеясь, что США станут противовесом Японии. Краснощёков воспротивился попыткам представителей Центросибири и центральных властей перевезти ценные грузы из Владивостока в Европейскую Россию: он считал, что нет нужды провоцировать Лондон и Вашингтон. Он оказался прав: на этом этапе японский министр иностранных дел Мотоно Итиро оказался не готов поддержать полномасштабную интервенцию, 25 апреля 1918 года японский флот вывел морских пехотинцев, и Владивостокский Совет установил власть над городом[384].

Хотя японская высадка оказалась недолговечной, она продлила существование земского и городского самоуправления. Четвертый Дальневосточный краевой съезд Советов принял решение распустить земства и заменить их советами сельских депутатов, однако Клипов цитирует источник от апреля 1918 года, указывающий на сотрудничество Далькома с Агаревым и Медведевым, игравшими роль посредников между дальневосточными большевиками и иностранными консулами[385]. Тем не менее после вывода японских войск Дальком продолжил укрепление своей власти. Он расширил свой аппарат и 8 мая 1918 года переименовал себя в Дальсовнарком. Краснощёков остался председателем Дальсовнаркома и стал его комиссаром иностранных дел. В Дальсовнарком также входили Григорий Иосифович Калманович (левый эсер, товарищ председателя), Михаил Иванович Тайшин, Филипп Иванович Гапон и Моисей Губельман. Носок стал членом военного комиссариата, взявшего на себя краевое командование Красной армией. Дальсовнарком приступил к отмене деления края на области: Приморское земство должно было быть отменено в соответствии с решениями съезда, но создание областного совета не предполагалось. Новое дальневосточное государственное образование, несмотря на свою централизацию, планировалось как этнически инклюзивное. Четвертый Дальневосточный краевой съезд Советов принял решение даровать всем иностранцам (в регионе это были в основном китайцы и корейцы) доступ к земельным наделам наравне с русскими. Дальком защищал корейцев от русских крестьян, которые начали отбирать у них пахотные земли, и ходатайствовал перед Совнаркомом о принятии в «русское подданство корейцев, живущих уже много лет в России и обрабатывающих личным трудом землю». Затем Дальсовнарком упразднил все дискриминационные паспортные ограничения, существовавшие для корейцев и китайцев, приравняв их к другим иностранцам[386].

Впоследствии Краснощёков утверждал, что Дальсовнарком выступал против областничества Центросибири, но на деле его политика была не в меньшей степени регионалистской. Объясняя стремление Дальсовнаркома объединить дальневосточные Амурскую, Приморскую, Сахалинскую и Камчатскую области под властью единого центра, Краснощёков утверждал, что дальневосточное правительство позволит напрямую подчинить регион Москве без ненужного посредничества Центросибири[387]. Но на практике прямого подчинения не было. К примеру, в мае 1918 года Дальсовнарком получил телеграмму от Высшего совета народного хозяйства (ВСНХ), запретившего местным органам проводить национализацию – это право, по мнению ВСНХ, принадлежало лишь ВСНХ и Совнаркому. Но Дальсовнарком интерпретировал телеграмму как указание на собственное право санкционировать и инициировать национализацию предприятий и другой собственности. В том же месяце Дальсовнарком напрямую бросил вызов Центросибири, отвергнув ее предложение о «более тесном объединении» и обосновав этот отказ необходимостью защищать единство России, которому несет угрозу формирование таких крупных «центральных единений», как Сибирь[388]. Впрочем, Москва, по всей видимости, не признавала в полной мере установившиеся на Дальнем Востоке формы советской власти и называла Дальсовнарком «Дальневосточным краевым Советом рабочих и крестьянских депутатов», то есть местным органом власти, а не региональным правительством[389].