Жнец - Нил Шустерман

– Иди, взгляни на себя, – сказал он, помог юноше выбраться из постели и подвел к гардеробу, на передней стенке которого располагалось зеркало в человеческий рост.

Роуэн едва себя узнал. Лицо его распухло и было похоже на тыкву. Багровые синяки, растекшиеся по лицу и телу, отливали всеми цветами спектра.

– Здесь начинается твоя жизнь, – сказал Годдард. – Ты видишь, как в тебе умирает подросток и рождается мужчина.

– Все это чушь, – проговорил Роуэн, нимало не заботясь об эффекте, который произведут его слова.

Годдард лишь приподнял бровь.

– Возможно, – сказал он. – Но ты не станешь отрицать, что это – поворотный пункт в твоей жизни, а каждый поворотный пункт должен быть отмечен событием – событием, которое выжжет на тебе клеймо на всю жизнь.

Итак, на нем поставили клеймо. Хотя Роуэн и подозревал, что это лишь начало более серьезного испытания – огнем.

– Весь мир хочет стать такими, как мы, – сказал Годдард. – Делать то, что делаем мы, брать то, что мы берем – и без всякого сожаления, без всяких последствий. Они бы похитили у нас наши мантии и носили бы их, если бы могли. Тебе выпала возможность обрести величие, превосходящее величие королей, а потому ты обязан пройти тот ритуал посвящения, что я для тебя приготовил.

Стоя перед Роуэном, Годдард еще несколько мгновений изучал его. Затем достал из кармана тюнер.

– Руки вперед, ноги расставить! – приказал он.

Глубоко вздохнув, Роуэн повиновался. Годдард провел тюнером вдоль его тела. Вновь закололо в конечностях, но, когда Годдард опустил тюнер, Роуэн не почувствовал ни тепла истечения опиатов, ни смягчения боли.

– Все еще болит, – сказал он.

– Конечно, болит, – отозвался Годдард. – Я активировал только восстанавливающие наночастицы, но не болеутоляющие. К утру ты будешь совершенно здоров и сможешь начать тренировки. Но с этого момента ты всегда будешь испытывать боль – так же, как люди Века Смертных.

– Но почему? – спросил Роуэн. – Кто в здравом рассудке захочет терпеть ее?

– Здравый рассудок переоценивают, – сказал Годдард. – Я бы предпочел иметь ясный рассудок, а не здравый.

Дни Ситры были наполнены тренировками и «жатвой», «жатвой» и тренировками.

Ежедневно она сопровождала жнеца Кюри в поездки по городам, выбранным совершенно произвольно. Она наблюдала, как жнец медленно брела по улицам, торговым рядам и паркам, напоминая львицу в поисках доступной добычи. Ситра научилась видеть в людях признаки «застоя», как когда-то назвала это состояние жнец Кюри, но все-таки не была уверена в том, что эти люди вполне готовы к «жатве». Ведь и сама Ситра не раз в своей прошлой жизни испытывала это состояние усталости, отрешенности от всего мира. Если б жнец Кюри встретилась ей тогда, она что, лишила бы Ситру жизни?

Как-то они проходили мимо начальной школы, где только что закончились уроки, и Ситра с ужасом подумала, что Кюри, может быть, собирается забрать жизнь у кого-нибудь из детей.

– Я не работаю с детьми, – сказала жнец. – Во-первых, я никогда не встречала ребенка в состоянии застоя. Но если бы и встретила, все равно не стала бы лишать его жизни. На конклаве мне сделали по этому поводу замечание, но никаких взысканий не налагали.

У жнеца Фарадея не было такого правила. Он строго следовал статистике Века Смертных. В те дни дети умирали редко, но все-таки время от времени умирали. Когда Ситра жила у Фарадея, ему пришлось однажды лишить жизни ребенка. На «жатву» он не позвал ни Роуэна, ни Ситру, но вечером, за ужином, вдруг зарыдал и вынужден был, извинившись, уйти из-за стола. Если Ситру изберут жнецом, она будет следовать принципам жнеца Кюри – даже если у нее возникнут проблемы с лицензионным комитетом.

Почти каждый вечер они с Кюри готовили ужин для скорбящих родственников. Большинство покидали дом жнеца успокоенными. Кто-то оставался в горе, кто-то не скрывал своей ненависти, но таких было меньшинство.

Таковой представала перед Ситрой жизнь и смерть в дни, предшествующие Большому конклаву. Она не могла не думать о Роуэне и не задавать себе вопрос о том, как складываются его занятия. Ситре очень хотелось увидеться с ним, но одновременно она и страшилась этой встречи, потому что знала, что через несколько совсем коротких месяцев она увидится с ним, и как бы ни закончилось их свидание, оно будет последним.

А еще она питала слабую надежду, что ей удастся доказать, что жизнь жнеца Фарадея была взята другим жнецом, и тогда это обстоятельство станет палкой в колеса механизму, запущенному Ксенократом и сообществом жнецов. Препятствием, которое освободит Ситру и Роуэна от необходимости участвовать в смертельном состязании за право носить кольцо жнеца.

Большинство скорбящих, которых Ситра должна была извещать о смерти родственников, было однородным: мужья, жены, дети, родители. Поначалу ей совсем не нравилось то, что жнец Кюри вывела ее на передовую линию общения с этими людьми, но вскоре она поняла причину. Не то чтобы жнец пыталась сама избежать этих встреч. Просто она хотела дать Ситре возможность пережить чужое горе и научиться сочувствовать и соболезновать людям, чье сердце было разбито перед лицом постигшей их трагедии. В эмоциональном плане это было тяжело, но приносило свои плоды. Так Ситра готовилась стать жнецом.

Только однажды все прошло не так, как обычно. Первым делом она должна была найти семью умершего. Но у женщины, которая стала объектом «жатвы», из семьи оказался только брат, да и то живший с ней раздельно. Странное обстоятельство во времена, когда нормой стали огромные семьи, причудливо объединяющие родственников из шести и более поколений. И тем не менее у этой бедной женщины из близких был только брат. Ситра по карте определила адрес и, ничего не подозревая, отправилась туда, где находился этот человек. И только тогда, когда она явилась на место, она поняла, что это.