Нефритовая орхидея императрицы Цыси - Юлия Алейникова

— Ты серьезно? Думаешь, в этом все дело? — Лейтенант Мухин смотрел на Максима так, словно тот его разыгрывал.

— Так, если у кого-то есть идеи получше, можно их высказывать. — Максим перешел на официальный тон и занял место за рабочим столом. Каждый сморчок его еще учить будет!

Никита смену начальственного настроения просек и сразу перестроился:

— Нет, в принципе, идея ничего, красивая.

— Попробовать можно, — согласился Дима Полозов. — Могу смотаться к родителям Шумиловой.

— Угу, я тогда беру Нестерова, — кивнул Никита.

— Нет, Нестерова я сам беру. — Максим грозно сверкнул глазами. — Хочу сам с этим активистом побеседовать.

— А мне тогда чего? — осторожно спросил Никита.

— А ты попытайся разыскать родственников тех женщин из 1955-го: Точилиной, Варенцовой и Павловой.

— И для чего это нужно? — снова скатился в глухую оппозицию Никита.

— Для того, — свирепо отрезал Макс.

— И как я буду их искать? — не унимался Никита, явно вставший не с той ноги. Сигналы, которые ему подавал Полозов, он упрямо отказывался замечать.

— Если мне не изменяет память, ты служишь в уголовном розыске, и искать — твоя прямая обязанность. Если у тебя возникают вопросы, как и где, может, пришло время подавать рапорт об увольнении?

Вообще-то Максим в Никитиной профпригодности не сомневался. Но случались у его подчиненного приступы такого уныния, а этого Максим не выносил.

Никита наконец просек, что пора заканчивать комедию, поднялся и по-военному отрапортовал:

— Есть разыскать родственников.

— Давай, Дмитрий, дуй к Шумиловым. Смотри там, потактичнее, — выпроводил Максим второго бойца и взялся за телефон.

1875 год

Английский посланник в Китае: «Императрица-мать обладает редким умом и мощной волей».

Военный руководитель и реформатор Цзэн Гофань: «Меня поражают ум вдовствующей императрицы, решительность ее действий, на которые даже великие монархи прошлого не смогли осмелиться. Моя душа преисполнена восхищением и трепетом перед нею».

Первый президент Китая генерал Юань Шикай: «Присутствие духа я терял только под взглядом вдовствующей императрицы. Не знаю, почему меня прошибал пот. Я просто терял самообладание».

Старая Будда, так называли теперь за глаза императрицу Цыси, восседала в одном из своих любимых павильонов Запретного города. В окружении евнухов, наложниц и музыкантов она дремала после обеда, слушала чтение стихов и размышляла о прошлом.

Она была отнюдь не стара, ей исполнилось всего сорок, но выглядела она, по всеобщему признанию, едва ли на тридцать. Ни одной морщины, безупречная кожа, прекрасный цвет лица, фигура не потеряла стройности. Все, кто видел ее, отмечали особую сияющую красоту императрицы и очарование ее взгляда. Да, теперь она расцвела. Она добилась свободы, ее жизнь была полна развлечений и запретных удовольствий.

Цыси сладко вздохнула. С тех пор как она открыла в Запретном городе Студию исполнения желаний, своего рода академию искусств для особо одаренных юношей, у нее не было недостатка в молодых возлюбленных. В студию принимали талантливых художников, музыкантов, поэтов, обязательно приятной наружности. Самых привлекательных иногда приглашали на личную аудиенцию к императрице. После этих визитов все они исчезали. Хотя случались исключения.

О, Цыси до сих пор иногда вспоминает красавца Гуань Цюйаня. Его отыскал Ли Ляньин где-то на улице. Обедневший сын знатных родителей пел на задворках одного из притонов. Он оказался весьма хорош и как художник, и как поэт, но как любовнику ему не было цены. Эта связь продолжалась несколько лет. Юноша успел повзрослеть, Цыси даже женила его на одной из фрейлин и подарила загородный дом. Мальчик был воспитан и умел держать язык за зубами — теперь это большая редкость.

Цыси погрустнела. Она вспомнила другого юношу, официанта Ши. Его тоже привел Ли Ляньин. Сколько страсти было в их отношениях, сколько чувства! Императрица родила от него дочь. На последних месяцах беременности пришлось сказаться больной и не выходить из покоев, перепоручив все дела императрице Цыань и князю Гуну. К счастью, империя благоденствовала, и без ее ежедневного вмешательства в государственные дела можно было обойтись. Девочка родилась прехорошенькой, даже жаль было отдавать ее Дафэн, но что поделаешь. Сестра стала малютке хорошей матерью, да и князь Чунь слишком благороден, чтобы обидеть ребенка или выдать тайну его матери. Малышке уже четыре, и она настоящая красавица.

Да, многое случилось за эти годы. Погиб старый добрый Ань Дэхай. Бедняжка, он так зазнался после ее восхождения на престол, что совершенно утратил страх. Перед смертью он стал заносчив и жаден сверх всякой меры. Вымогал деньги за каждый свой шаг — никто не мог без него войти во дворец, получить должность, добиться аудиенции. У одного наместника Ань Дэхай шутки ради сорвал с головы шапочку и не отдавал, пока тот не заплатит ему десять тысяч лянов! Наместника ждали императрицы, он просто не мог появиться перед ними с непокрытой головой — пришлось заплатить. Ань Дэхай нажил себе врагов среди придворных, высшей знати, умудрился разозлить даже кроткую императрицу Цыань. Однажды она застала Цыси на коленях у евнуха. На нее сорегентша не донесла, но Ань Дэхая возненавидела. А уж как он оскорбил князя Гуна, выманив у Цыси перстень — подарок князя и хвастаясь им во дворце!

Что удивляться, что несчастного казнили, когда он — в нарушение всех законов — отправился на шелковую фабрику в провинцию. Евнухам запрещалось покидать Пекин под страхом смертной казни. Но он так хотел угодить своей императрице и так был уверен в собственной безнаказанности, что отплыл из Пекина на роскошном корабле, с музыкантами, танцовщицами, поварами и прислугой. Его арестовали где-то в провинции и отсекли голову по приказу князя Гуна и императрицы Цыань.

Цыси до сих пор не может простить им этого.

Хорошо хоть, верный Ли Ляньин по-прежнему с ней. Этот не даст так просто заманить себя в ловушку. Он слишком умен и выдержан, и теперь, когда Ань Дэхай покинул их, стал главной опорой Цыси во дворце и за его пределами. О, Ли Ляньин был незаменим. Он знал все, что происходит, знал, кто о чем говорит и думает, кто что затевает, его шпионы опутали весь Запретный город. И, что бы там ни болтали глупцы, Ли не имеет никакого отношения к смерти юного императора Цзайчуня. Мальчишка был просто очень распущенным, весь в отца. Подхватить в низкосортном борделе сифилис — в его-то годы! Да он не вылезал из постелей своих наложниц. Бедняжка не дожил до девятнадцати лет, умер, едва взойдя на престол. Цыси слегка вздохнула.

Жаль мальчика, но для Китая его смерть не значила ничего. Он так и не начал править, и, возможно, это было благом для Поднебесной империи. Цыси справляется гораздо лучше. А жена Цзайчуня? Глупышка Алутэ так тосковала по покойному мужу, что заморила себя голодом, а ведь она была беременна и ждала наследника престола. Злые языки, правда, принялись плести небылицы, дескать, это она, Цыси, довела бедняжку до смерти, и та давно бы покончила с собой, если бы не боялась, что вся ее семья будет после этого казнена, как велит закон, вот и пришлось Алутэ умирать медленно и мучительно от голода.