Первая работа. Возвращение - Юлия Кузнецова

Кому: Хорхе Рибаль

Тема: Кофе и кое-что ещё

Привет, Хорхе!

Кофе с молоком? Кофе со сливками? Американо? Капучино? У тебя что, все слова закончились после того поэтичного письма?

И я с тобой не соглашусь. Город пахнет не только кофе. Он пахнет песком и печеньем. А может, это у песка такой сладкий запах! Не веришь – проверь сам. Поднимись на крышу Ла Педреры. Прижми нос к одной из фигур, которые сотворил великий Гауди! К одной из тех, которые будто сделаны из песка. И почувствуй, чем ещё пахнет город.

Строгая Мария

P. S. Ты стал менять тему письма. Молодец. А концовку поменять не хочешь? Ты пишешь: «с любовью». А это не слишком сильное слово для наших отношений? Может, не тратить его, а приберечь для кого-то действительно важного?

У моего тайного школьного диванчика была удивительная способность оставаться незаметным. Когда он попадался на глаза завхозу, тот застывал на пару секунд, бормотал: «Надо бы в подсобку переставить», а потом уходил и не вспоминал о нём.

Когда я показала своё убежище Ромке, тот удивился: «Десять лет мимо хожу и ни разу не обращал внимания!» Теперь это был наш общий секрет. Я приходила в школу, уверенная, что Ромка уже сидит на диванчике с книгой, учебником или конспектом. Он ждал меня, даже если я опаздывала.

Честно говоря, я не знала, радоваться этому или нет. Да, наша дружба крепла после того, как Ромка вернулся. Мне было приятно, что кто-то улыбается, едва завидев меня. Будь это в любом другом месте, я была бы счастлива…

Но школа – место особое. В ней часто даже самые хорошие дела воспринимаются шиворот-навыворот. Как будто при входе в школу все надевают очки с испорченными стёклами. Причём это касалось не только детей, но и взрослых.

Как-то раз Ромку на диване заметила особенно ворчливая техничка, в неизменной фиолетовой ангоровой кофте и фиолетовых шлёпанцах.

– Вот, сидит, – указала она на него гардеробщице. – Звонок прозвенел уже, а он всё сидит.

– К экзамену готовится, с книжкой же, – откликнулась та.

– Как же, – проворчала техничка, поплотнее закутываясь в кофту. – Свою ждёт. У них только про одно мысли-то. Что я, не знаю, что ли…

Я так сильно дёрнула куртку, которую вешала в гардеробе, что петелька оторвалась. Пришлось вешать за капюшон. С горящими щеками я проскочила мимо технички и гардеробщицы, чувствуя на спине их взгляды.

А Ромка вскочил, довольный:

– Наконец-то! Идём!

Он не слышал разговора, а если бы и слышал, то наверняка не обратил бы внимания. Ромка и раньше был равнодушен к условностям, а сейчас, после того как он вернулся, победив своё пятно, ему прямо-таки плевать стало, что о нём говорят. Такое ощущение, будто все условности мира прибежали ко мне, как игрушки к девочке Жене в детской книжке «Цветик-семицветик», и грозились меня задушить. Я поднималась по лестнице, опустив глаза. Мне казалось, все перешёптываются, насмехаясь: «Парочка! Парочка!»

Вторым после технички был Арсен. Он не мог простить мне того, что класс плясал под мою дудку, сначала поверив страшилке про Ромку, а потом приняв его. Похоже, Арсена раздражало, что я, невидимка и неслышимка, смогла это всё провернуть. Такое подвластно лишь ему, классному клоуну, который легко управляет мнением двадцати человек, лишь отпуская колкие насмешки об учителях и одноклассниках. Так что Арсен с радостью принялся намекать и учителям, и классу: между мной и Ромкой что-то большее, чем дружба.

– Крылов, найди, пожалуйста, время просмотреть хотя бы один том Карамзина, – говорила историчка.

– Слышишь, Молочникова, – подмигивал мне Арсен, – ему нужно время на Карамзина! Ты уж позаботься об этом!

– Ром, дай свою тетрадку по алгебре домашку сверить, – просила Уля.

– А ты у Молочниковой спросила? – кричал Арсен ей в спину. – Может, это их совместно нажитое имущество!

Я сердилась, что ничего не могла придумать в ответ, кроме как закатить глаза или покрутить пальцем у виска. Арсен хохотал.

Ромка реагировал своеобразно. Он долгим взглядом смотрел на Арсена, словно бы не видя его, потом рассеянно улыбался и продолжать заниматься своим делом. Арсен злился, выстреливал новыми насмешками. Ромка был непроницаем. Я сначала решила, он такому на своих тренингах научился. Потом поняла, что ему действительно было о чём подумать, поэтому насмешки Арсена казались совершенно неважными.

Тренинги – это было новое Ромкино увлечение. Началось всё с того, что у нас в школе какие-то студенты то ли из педагогического, то ли из института психологии провели тренинг-тест «Кем быть». Ромке понравилось и то, как эти студенты обсуждали разные аспекты профессий, и то, как анализировали, какой деятельности подходит определённый психотип. На перемене после теста он принялся искать в интернете другие тренинги.

– Представляешь? – обратился он ко мне. – Тут полно бесплатных, при разных институтах.

– Зачем тебе это? – непонимающе спросила я. – И так мы завалены учёбой по самые уши. У меня при слове «ЕГЭ» уже нервный тик начинается. Слышал, твоя Кароль сказала вчера, что ей глицин прописали? Без него не может готовиться спокойно.

– ЕГЭ – ерунда, – отмахнулся Ромка. – Главное – те знания, которые мы можем нахватать, прежде чем погрузимся в настоящую, взрослую учёбу в институте. Знания – не факты, их в интернете полно. Я про умения, навыки… Понимание, кто мы и на что способны.

Он снова углубился в список тренингов.

– А Кароль – не моя, – прибавил он спустя мгновение.

Легко ему говорить, что ЕГЭ – ерунда. Он был раньше отличником и легко вернул себе все хорошие отметки. Каждый урок он бросался на знания, как голодная рыбка, которой высыпали в аквариум сразу полбанки корма.

Девчонки в классе проявляли к нему особое внимание. Ромка со всеми был дружелюбен, а разговоры Маши Кароль про пластическую хирургию перекрыл так корректно, что она отошла от него сияющая, будто он ей подарок подарил. Пару раз Ромка звонил мне, когда собирался идти гулять с Оскаром, но я вечерами готовилась к ЕГЭ. Ромкиными способностями я не обладала, мои дни были заняты мучительной пахотой. А вечера – работой. Голову мою тоже заполняли мысли не о Ромке, а о Дане.

Бабушка как-то сказала про своих детей, маму и Катю: «Вот меня спрашивают подружки глупые, какого ребёнка я больше люблю? А я и отвечаю: моё сердце с тем, кому хуже». Ромка и Дана не были моими детьми, но были моими учениками, а учительство немного похоже на материнство. Так что теперь, когда у Ромы всё наладилось, я полностью сосредоточилась на трудностях Даны.

Казалось, уже вечность прошла с того момента, как Ирэна встретила меня в своём розовом костюме дома. Данка прижималась к её ноге и, увидев меня, воскликнула: