Время предательства - Луиз Пенни

Гамаш покачал головой и посмотрел на свои руки, лежащие на коленях. Одна неподвижная, другая чуть подрагивающая. Он поднял глаза и встретился взглядом с Флёри:

– Ваши слова имели бы резон в нормальных обстоятельствах, но Жан Ги не в себе. Он находится под влиянием, им манипулируют. И он злоупотребляет лекарственными средствами.

– Своими обезболивающими?

Гамаш кивнул.

– Суперинтендант… – Он осекся.

Доктор Флёри чуть подался вперед. Гамаш еще не подходил так близко к тому, чтобы указать на своего так называемого противника.

– Тот самый старший офицер, – поправился Гамаш, – посадил его на оксикодон. Я это точно знаю. И Бовуар теперь работает у него. Я думаю, он хочет столкнуть Жана Ги в пропасть.

– Зачем?

– Чтобы добраться до меня.

Доктор Флёри сделал паузу, чтобы слова Гамаша все сказали сами за себя. Сказали о паранойе и самомнении старшего инспектора. О его бредовом состоянии.

– Я беспокоюсь за вас, Арман. Вы говорите, что инспектора Бовуара подталкивают к краю пропасти, но и вы тоже на краю. Только вы сами себя туда привели. Вы должны стать осторожнее, иначе я настоятельно порекомендую вам взять отпуск.

Он посмотрел на пистолет на поясе Гамаша.

– Когда вы начали его носить?

– Таково требование устава.

– Я не об этом спрашивал. Придя ко мне в первый раз, вы абсолютно четко заявили о своем отношении к огнестрельному оружию. Вы сказали, что никогда его не носите, если только не чувствуете, что оно вам понадобится. Почему вы носите его сейчас?

Гамаш прищурился и встал со стула:

– Я вижу, что совершил ошибку, придя к вам. Я хотел узнать об инспекторе Бовуаре.

Гамаш пошел к двери.

– Лучше думайте о себе, – сказал ему вслед доктор Флёри. – А не о Бовуаре.

Арман Гамаш вышел из кабинета, прошагал по коридору и нажал кнопку вызова лифта. Когда кабина появилась, он вошел в нее. Глубоко дыша, прислонился к задней стене и закрыл глаза.

Выйдя на улицу, он ощутил морозный воздух на щеках и прищурил глаза от яркого солнца.

– Рождество, Рождество, – пел маленький хор на углу. – Ро-о-ожде-е-ество-о-о, Ро-о-ожде-е-ество-о-о.

Старший инспектор неспешно двинулся к управлению, сцепив руки в перчатках за спиной. Звук рождественских песен не смолкал в его ушах.

Шагая, он довольно напевал себе под нос. Он сделал то, что и собирался сделать.

В управлении старший инспектор нажал кнопку вызова лифта «вверх», но, когда лифт прибыл, он не стал входить в кабину. К тому времени как дверь лифта закрылась, Гамаш был уже на лестнице. Он шел вниз.

Он мог воспользоваться лифтом, но не хотел, чтобы кто-нибудь увидел, насколько низко он спускается.

Ниже цоколя, ниже подвала, ниже уровня подземной парковки, в зону мерцающих флуоресцентных огней. Стен из шлакобетона и металлических дверей. Постоянного пульсирования света, бойлеров, обогревателей, кондиционеров. Гудения гидравлики.

Здесь располагалась хозяйственная часть здания. Место для всевозможных установок и бригад обслуживания.

И одного агента.

На пути в Монреаль Гамаш обдумывал свой следующий ход. Взвешивал последствия визита к доктору Флёри и посещения агента. Прикидывал, что случится, если он сделает это. Что случится, если не сделает.

Каков наилучший ожидаемый результат?

Каков наихудший?

И наконец, какова альтернатива? Какие у него есть варианты?

Ответив себе на все вопросы и приняв решение, старший инспектор Гамаш больше не колебался. Он резко постучал в дверь и открыл ее.

Молодой агент, чье бледное лицо отливало светло-зеленым цветом из-за ряда мониторов вокруг, повернулась. Гамаш увидел, что она удивлена.

К ней сюда никто не приходил. Именно поэтому Арман Гамаш и пришел к ней.

– Мне нужна ваша помощь, – сказал он.

Когда Гамаш вернулся в дом Эмили, на кухонном столе его ждала записка:

Выпиваем в бистро. Ждем.

Даже Анри не было дома. Субботний вечер. Вечер свиданий.

Гамаш принял душ, переоделся в вельветовые брюки и водолазку и отправился в бистро. Когда он вошел, Тереза встала и помахала ему.

Она сидела с Жеромом, Мирной, Кларой и Габри. Анри, дремавший у огня, поднялся и замахал хвостом. Оливье принес Гамашу лакричную трубочку.

– Еще не видел человека, который так нуждался бы в хорошей трубочке, – сказал Оливье.

– Merci, patron. – Гамаш со стоном опустился на диван и поднял лакричную конфету, приветствуя общество за столом. – À votre santé.

– Судя по вашему виду, день у вас был нелегкий, – сказала Клара.

– Хороший день, на мой взгляд, – возразил старший инспектор и повернулся к Жерому: – У вас тоже?

Доктор Брюнель кивнул:

– Здесь так спокойно.

Однако он не казался таким уж спокойным.

– Виски? – предложил Оливье.

Но Гамаш покачал головой, не вполне уверенный, чего ему хочется. Потом он увидел мальчика и девочку с чашками горячего шоколада.

– Вот чего бы я выпил, patron, – сказал старший инспектор.

Оливье улыбнулся и пошел выполнять заказ.

– Какие новости из города? – спросила Мирна. – Есть какой-нибудь прогресс по делу Констанс?

– Кое-какой имеется, – ответил Гамаш. – Должен сказать, что в большинстве дел прогресс не всегда линейный.

– Это правда, – подтвердила суперинтендант Брюнель и рассказала несколько веселых историй о похищении предметов искусства, о подделках и путанице в идентификации.

Гамаш слушал вполуха, благодарный суперинтенданту за то, что она заняла всех своими рассказами и ему не нужно сознаваться, что бо́льшую часть дня он занимался чем-то другим.

Появился горячий шоколад. Поднося чашку к губам, Гамаш заметил, что на него смотрит Мирна. Не изучает, просто смотрит с интересом.

Она взяла горсть ореховой смеси.

– А вот и Жиль, – сказала Клара. Она встала и помахала крупному рыжебородому, небрежно одетому человеку лет пятидесяти. – Я пригласила его и Одиль на обед, – сказала она старшему инспектору. – Вы тоже приглашены.

– Merci, – поблагодарил он, поднимаясь с дивана, чтобы поздороваться с вновь прибывшим.

– Давненько не виделись, – сказал Жиль, пожимая руку Гамашу. Потом сел и добавил: – Жаль было услышать про пятерняшку.

Гамаш заметил, что никто не утруждается говорить «пятерняшки Уэлле». Пять девочек утратили личную жизнь, родителей, имена. Они стали просто пятерняшками.