Называй меня Мэри - Андрей Кокотюха

Значит, нет ничего плохого в том, что девушки по доброй воле красятся, как им скажут. Надевают, что дают. И выполняют, может, даже за деньги, чью-то прихоть.

Если бы после этого их не находили мертвыми и изуродованными.

Наконец, если бы Кобзарь нашел единственное общее соответствие — скажем, девушки красились бы в одинаковые цвета и имели на себе платья одного цвета, — он допустил бы, что убийца — обыкновенный извращенец с болезненным воображением. Но стоило взглянуть на фото четырех жертв вместе, в комплексе, картина сразу стала иной.

Олег увидел перед собой что-то похожее на завершенное произведение.

Потому первое, что пришло ему в голову, — это модели.

Вера Холод подхватила идею и развила ее. Поискала и нашла в Интернете сведения о фотохудожнике Андрее Вериге и галерее со странным названием «Blowup», расположенной на первом этаже офисного центра, который принадлежал его отцу. Кобзарь был не в восторге от желания Веры провести разведку боем — так она назвала свой визит туда. Но других вариантов они не имели: Олегу соваться туда категорически было нельзя.

Опасно было идти ему и туда, куда он направлялся сейчас, — на Святошин, к «Фильтру».

Вчера — а кажется, очень давно! — туда наведался Артем Головко.

Поговорил с Зоей.

После чего его застрелили.

Поэтому вариантов не оставалось. Да, рискованно. Узнают, его там многие знают. Однако Кобзарь все равно должен был поговорить с буфетчицей сам.

— Я назвал это «Времена года. Война». Именно поэтому — женские образы.

Вера очень надеялась, что Андрей Верига уже окончательно проникся собственным гением и не обращает внимания на ее специфический интерес к творению его рук.

— Не ясно, почему война.

— Верочка, мы в этом живем и не замечаем. Приелось, стараемся не слушать плохих новостей, убегаем от войны, закрываемся. А забывать о ней не следует. Иначе все станут окончательно равнодушны. Будет как с книгами.

— С какими книгами?

— Да только что говорил! Если книгу не читают, о ней забывают. Забытое — умирает.

— Вот как. Тогда, по вашей логике, война закончится сразу, как только о ней забудут все.

— Наоборот. Она закончится быстрее, если мы будем помнить о ней. И о том, какое горе война приносит всем. Без исключения, Вера. Даже если мы с вами далеко от войны, все равно слышим ее отголоски. Она влияет на всех причастных, прямо и непрямо.

— Философский вопрос.

— Рефлексии, Верочка. Искусство — прежде всего рефлексии. — Он поправил очки. — Я заметил, вас это шокировало. Не страшно, стыдиться тоже нечего. Очищение всегда идет через шок и катарсис.

— Очищение — от чего?

— Да хотя бы от равнодушия. — Верига показал на фото, размещенное в левом верхнем углу. — Война охватила все четыре времени года. Вот это — зима, ее цвет белый.

Волосы Натальи Малаховой выкрашены в белый цвет.

Платье, в котором ее нашли, тоже белое. Только тут, на увеличенном фото, она не была помятой, порванной с одной стороны. Лежала ровно.

Красные пятна там, где груди.

Широко раскрытые глаза — в них настоящий испуг.

Кобзарь заметил очевидное. То, на что до него никто не обратил внимания. Белый цвет волос Натальи Малаховой — не родной, не настоящий.

На фото, найденном в базе данных «Ольвии», у девушки были каштановые волосы.

— Времена года, кроме лета, имеют женский род. Вот почему мои образы женские, но для лета все тоже очень условно. Хорошо ложится в композицию. — Верига говорил, уже совсем увлекшись. — Смотрите дальше. — Палец переместился в правый верхний угол. — Эта девушка — символ весны. Поэтому зеленая.

Галя Чудновская.

Волосы выкрашены в салатный цвет.

На самом деле она блондинка.

Платье тоже светло-салатное.

Красные пятна впереди.

— За весной наступает лето. — Андрей показал на правое нижнее фото. — Двигаемся по часовой стрелке, как видите. Это время года своего цвета не имеет. Согласитесь, летом смесь цветов — иногда как какофония в музыке.

— Никогда не думала над этим.

— Теперь будете, — кивнул Верига. — Я выбрал для лета желтый. Даже оранжевый.

Волосы Люды Токмаковой, шатенки, выкрасили в ядовито-оранжевый. Такого же цвета было на ней и платье.

Саван, если точнее.

— Наконец, осень. Конфликт цветов с летом. Тоже много желтого. Но чем завершается любая осень? Скажете?

— Зимой.

— Остроумно. — Глаза за стеклами очков не улыбались. — Когда листья окончательно опадают с деревьев, настает неопределенная пора. Межсезонье. Все вокруг хмурое. И — черное.

Инна Жарова.

Натуральная блондинка на первом фото, брюнетка — здесь.

Но платье-саван светло-серое.

На черном не видно кровавых пятен.

— Итак, мы с вами прошли все времена года. Не забываем — идет война. А война — это кровь и смерть. Потому у меня подчеркнуто: времена года меняются, как назначено природой. Война же остается неизменной. Молодость и смерть.

Последнее он произнес с долей пафоса.

— Правда, символично. — Вере все труднее было сдерживать себя. — Вот это… Кровь, я так понимаю…

— Ненастоящая, — ответил он спокойно. — Я объяснил моделям свой замысел. Никто не отказался от определенной театрализации.

— Модели профессиональные, я правильно понимаю?

— Профессионалки меня не интересуют. — Верига наморщил нос, показывая, насколько они ему не интересны. — Часто приглашаю девушек, как говорят, с улицы.

— Знакомитесь на улицах?

— Не обязательно. Это очень буквальное понимание. И я, и Яна часто бываем на разных выставках, приемах, других творческих мероприятиях. Сюда тоже заглядывают любопытные. Оставляем визитки. Желающие приходят ко мне в студию и охотно позируют.

— Я бы могла?

Во взгляде Вериги блеснуло что-то новое.

— Почему нет? Хотите попробовать — милости просим. Карточек при себе не имею, но Яна…

— Никогда еще не бывала в роли модели.

— Вдруг понравится?

— У вас студия здесь?

— Дома. Я живу за городом. Контраст каждый день: из леса в мегаполис и обратно. Если на самом деле пожелаете, я организую, чтобы вам помогли приехать.

— Я на машине.

— Если так, вообще нет проблем. Правда, у меня такая традиция — когда работаю, предлагаю бокал шампанского. Модели не профессиональные, их это расслабляет. После спиртного за руль не садятся.