Ревущая Тьма - Кристофер Руоккио

«Молодец, Криспин! – щелкнул, словно хлыст, голос сэра Феликса в подземном тренировочном зале моей юности. – Еще раз!»

Меня уже сбивали с ног. В боросевском Колоссо, во время операций Красного отряда, темными голодными ночами на улицах. Мой брат Криспин сбивал меня с ног несчетное количество раз. Вот и теперь мне почудилось, что надо мной стоит брат. Черная форма легионов напоминала униформу моего дома: подпоясанная туника с регалиями и галифе, заправленные в высокие сапоги.

– Это вам не сказки. – Бассандер остановился вне досягаемости моего меча, посмотрел на меня свысока и пригладил нелепо растрепанные волосы. – Вы не герой. Не вам решать судьбу Империи. Это не спектакль. Бросьте меч. Все кончено.

Моему внутреннему «я» казалось, будто я снова на полу Колоссо, побитый кем-то из гладиаторов или гладиатрис князя. Я стоял перед ними на коленях, а они прижимали кончик меча к ложбинке на моем плече, ожидая решения зрителей и лорда Балиана Матаро. Я всегда сражался достойно, и решение всегда было в мою пользу. Большие пальцы вверх. Жизнь спасена.

На платформе не было зрителей. Никто не подбадривал, никто не улюлюкал. Лишь сирена продолжала выть, да внизу кричали люди. Я молчал, несмотря на то что сражался за свою свободу, за победу. Видение прошло, и вместо призрачного колизея глазам вновь явилась мрачная действительность. Передо мной был только Бассандер, готовый опустить меч. Никаких гладиаторов. Никаких зрителей.

Мы были одни.

Мы были не одни.

Выстрел пришелся Бассандеру прямо в лицо; лазурный луч станнера исказил силовое поле щита и заставил капитана отшатнуться. Он не был ранен, просто отвлекся. Мне этого хватило. Мысленно призвав Криспина и эмешских гладиаторов, я вскочил, и со мной вскочили мальчик-Адриан и Адр-мирмидонец, и втроем мы отсекли у запястья руку Бассандера вместе с мечом и бросились на него, ломая ему нос тыльной стороной ладони. Он выдержал два удара, но на третьем повалился навзничь, словно каменная стена, когда связывающий камни цементный раствор превратился в пыль.

Я уселся на него, прижав коленом грудь и схватив за горло. Говорить было нечего, приводить доводы – поздно. Мы спорили без слов, на более честном языке.

– Сдавайтесь!

Мне на миг показалось, что он возразит. Я сжал пальцы и буквально услышал, как вместо меня говорит мой отец – раскатисто, повелительно:

– Повторяю, сдавайтесь.

Из запястья и плеча бравого капитана хлестала кровь, он выглядел жалким и скукоженным, нос был разбит, как и мой, миндалевидные глаза опухли. Он простонал, но ничего не сказал.

– Медики вас найдут, – произнес я, отпуская его. – Кисть еще можно пришить.

Я попробовал встать, но ноги не слушались.

Меня подхватили крепкие руки.

– Осторожнее, дружище, – сказал знакомый голос.

Ладонь накрыла мою и отключила меч, чтобы я ненароком не поранил нас обоих. Хлыст поднял меня и поддержал. Я понял, что это он стрелял из станнера Бассандеру в лицо.

Я оглянулся:

– Хлыст, я… – «Мой друг, мой лучший друг». – Я…

– Да, это я, – перебил он. – Выглядишь, будто в аду побывал. Земля и император… идем.

– Я в порядке. Могу идти сам.

Сбросив его руку, я подошел к мечу Бассандера. Клинок еще дрожал, бронзовокожие пальцы по-прежнему сжимали рукоять.

Я нагнулся, вынул из них меч и повернулся к поверженному солдату:

– Думаю, теперь он мой.

Пожалуй, меч по праву принадлежал Хлысту, но я хотел напоследок уязвить Бассандера. Это было низко. Я понимал, что это низко, но все равно убрал меч в карман и полез за Хлыстом вниз по лестнице.

Не имея щита, он шустро перебегал из укрытия в укрытие. Я передвигался медленнее, соблюдая предельную осторожность. Я не стрелял, хотя держал станнер. Откуда-то издалека доносились крики моих товарищей. Я видел Валку и остальных в отсеке для шаттлов, но из-за яркого света и воя сирен чувствовал себя как будто под водой. Я запнулся и свалился бы, если бы рядом не оказалось ящиков, за которые можно было ухватиться. Из-под упавшей «пустельги» виднелись руки в черных рукавах, на темном полу растеклась кровь. В глазах помутилось, оглушительно стучало в ушах, и пульсировали жилы.

«Богов любимицей была… и оттого сошла в могилу рано»[8], – то ли пробормотал, то ли подумал я. Как это относится ко мне, Байрон? Как?

Выстрел сбил меня с ног. Это был не станнер.

– Ios di puttana!

Джаддианский. Слова укололи больнее, чем клинок маэскола.

«Сукин сын!»

Я понял, что она здесь, что выстрелила в меня. Но не обернулся. Бросился вперед, к трапу. Сначала на четвереньках, потом на ногах. Второй выстрел прошел мимо, срикошетив от бронированного шаттла.

– Meta tutto che marana! – крикнула она. – Ti itante mia qal!

«После всего, что между нами было…»

Третий выстрел угодил мне в плечо, но я устоял и запрыгнул на трап.

– Пилот! – рявкнул я. – Поехали!

Лишь тогда я обернулся. Лишь тогда увидел ее в окружении джаддианских солдат под началом окровавленного Ханаса. Джинан. Моя Джинан. Мой капитан. В ее глазах стояли слезы, но не было грусти. Шаттл дернулся, и Элара с Хлыстом подхватили меня. Трап начал подниматься. Джинан снова вскинула винтовку, и дуло было чернее любой виденной мной тьмы. Вспышка – и новая пуля ударила меня в плечо, рассыпавшись о щит.

– Ti abatre! – крикнула Джинан.

«Я любила тебя».

Любила.

Люк закрылся. Шаттл вырвался из статического поля в глубокую, безмолвную Тьму.

В варпе космос выглядит калейдоскопом из оттенков фиолетового. Стремительно приближающиеся звезды переливаются лазурным и индиго, превращаясь то в тонкие пальцы света, то, благодаря искажению пространства-времени, в безымянные геометрические фигуры. Я стоял на мостике «Мистраля», завернутый в толстое одеяло, дрожа и едва сдерживая тошноту после фуги, и наблюдал, как причудливая ткань Вселенной вьется вокруг нас на скорости, в восемь раз превышающей световую. Конечно, это был лишь обман зрения. На самом деле мы не двигались, а находились в космическом пузыре, и нас несло, как чайку на волнах.

Отавия стояла у центральной панели управления, на платформе, откуда хорошо были видны работающие внизу офицеры. Она отдавала команды и отвечала на вопросы с отточенной за многие годы четкостью. Меня никто не беспокоил, и я мог блаженно стоять босиком, скрючившись, и наблюдать, как ионизированные частицы оседают на мембране искривленного пространства на краю варп-конверта. Как же они сияли! Как феи из лесов Луина, о которых рассказывала Кэт.