Одна осень одного королевства - Анари Хони

– Значит, вы здесь уже так долго? – осторожно спросил Вернер.

– Когда я в последний раз спрашивал стражника, сколько я здесь, он сказал, что лет пятнадцать, может больше, – отозвался заключенный.

– Это ужасно… Хуже казни, – произнёс мужчина в сердцах, затем, немного остыв, снова поинтересовался. – А вы, Мари? Давно здесь?

– Я только неделю, может чуть больше… Но, кажется, что целую вечность, – девушка тяжело вздохнула. – Даже не знаю, как дедушка продержался так долго.

– Вера творит чудеса, – хмыкнул старик. – Главное найти смысл, найти, во что верить.

– А во что верить? – снова спросила Мари задумчиво.

– Я верю в будущее, – отозвался Джерион. – В то, что завтрашний день будет лучше, чем вчерашний, даже если меня в нём не будет.

– Значит, нужно верить бескорыстно? – иронично заметил Вернер.

– Иначе, это уже не вера, – ответил старик с шутливой укоризной.

– Тогда, – вновь подала голос девушка, – я бы хотела верить, что Уильям будет жить. И жить счастливо, даже если я никогда его больше не увижу.

– Это хорошее желание, – усмехнулся бывший садовник, – но я буду надеяться на то, что вам всё же удастся снова встретиться и объясниться.

– Ну почему же вы так уверено твердите, что он желает со мной встречи? – хмыкнула она. – Я думаю, что он и имени моего уже не помнит.

– Он влюблён, – вздохнул старик. – Даже я чувствую это, не увидев его ни разу. Будь я помоложе, отдал бы душу, только услыхав твой голос, – он рассмеялся, но резкий приступ кашля остановил веселье. – И ты влюблена, – продолжил Джерион, чуть отдышавшись, не прекращая улыбаться. – Потому особенно боишься поверить в его чувства.

На несколько секунд все заключённые замолчали, будто только что прозвучало откровение, способное в корне поменять чью-то жизнь.

– Но где же он тогда? Почему так просто взял и уехал? – смущённо спросила Мари, чуть погодя. – И что с ним было в последнюю нашу встречу?

– Я уверен, что у юноши были на то серьёзные причины, – коротко ответил Джерион. – Ты ведь искала, во что верить, а не в чём сомневаться.

– И вправду, – она задумалась. – Спасибо, дедушка…

– Главное, не терять рассудок в этом подземелье, – снова улыбнулся в темноте старик.

– Иногда мне кажется, что я недалека от этого.

– Не нужно отчаиваться, Мари. Никто не знает, что ждёт нас впереди. Вернер, друг мой, – обратился Джерион к третьему пленнику, – вы ведь тоже во что-то верите?

– Я? – отрешенно отозвался мужчина и тут же, опомнившись, продолжил чуть более уверено. – Конечно. Верю, что моя семья будет жить… Со мной или без меня, – последние слова он произнёс медленно, едва скрывая душащую его печаль.

На миг во мраке снова повисла непроницаемая тишина, затем послышался тихий вдох, Мари хотела сказать что-то, но не успела…

Где-то в темноте со скрипом отворилась дверь, по сырым стенам прокатилось эхо чьих-то шагов. Из-за поворота лестницы вышли двое стражников с факелами, за ними неторопливо шествовал маркиз Болдер.

– Увести его, – коротко приказал маркиз, остановившись невдалеке от проржавевших прутьев решётки, и один из охранников быстро отворил дверь камеры. Вернер без сопротивления вышел.

– Шагай, – поторопил его страж, когда тот обернулся и в неровном свете факелов взглянул на своих собеседников.

– Прощайте, друзья, – произнёс он, стараясь не давать голосу дрожать.

Мари подошла ближе к решётке. В глазах пленника, на всём его бледном худом лице читалось нескрываемое отчаяние и страх скорой смерти. Он будто хотел добавить ещё что-то, но никак не мог решиться.

– Может ещё свидимся, – попыталась улыбнуться девушка, но заключённый только отвернулся, поджав губы и опустив глаза. Он зашагал прочь, подгоняемый толчками охранника, и Мари показалось, что едва слышным отголоском донеслось до слуха его тихое «Прости». Но быть может, это было лишь неразборчивым эхом шагов. Так могла подумать она, если бы сейчас было время для сомнений. – Ведь главное верить, – шепнула девушка, глядя им вслед, зная, что человек, с которым она ещё минуту назад вела душевную беседу, уходит, чтобы никогда не вернуться, никогда не увидеть света, не дышать, не любить, не верить. Уходит, чтобы умереть. Сердце её болезненно защемило, и к горлу подступил давящий ком от понимания никчёмности и в то же время неисчислимой ценности человеческой жизни, которую так легко отобрать и никак невозможно вернуть.

– Теперь ты, – произнёс Болдер, когда шаги в мрачном коридоре стихли. Пока пленница глядела на уходящего мужчину, пытаясь сдержать слёзы, он подошёл к решётке на расстояние шага. Мари, тут же опомнившись, отпрянула, не находя такую близость маркиза приятной. Терзающие сердце мысли разлетелись чёрным пеплом от едва заметной надменной ухмылки. После истории Вернера, сын правителя виделся ей не иначе как чудовищем в человеческом обличии. – Посмотри на себя, – недовольно скривил губы он. – Так исхудала, побледнела. Ты ведь провела здесь едва больше недели.

– Ты бросил девушку в сырое подземелье к крысам, – вдруг сурово заговорил Джереон, – а теперь обвиняешь её в бледности и худобе?!

– Мой безродный предок, – раздражённо усмехнулся маркиз, – я говорил не с тобой. Не знаю, почему отец всё ещё держит тебя здесь. Если бы мне было позволено, я хотя бы укоротил тебе язык.

– Но тебе не позволено, – не менее язвительно отозвался старик.

– Нет. Но я могу укоротить язык твоей собеседнице. Хочешь?

Заключенный замолчал, но его гневное напряжение чувствовалось даже в загустевшей тишине.

– Вот и славно, – продолжил Болдер, не обращая на это ни малейшего внимания. Он всё так же недобро усмехнулся, заметив испуг на лице Мари. – Я пришёл не для пререканий. Хотел сообщить тебе, моя дикарка, что завтра ты выйдешь на свободу. Так что в последнюю ночь в темнице постарайся отдохнуть как следует, у нас скоро праздник.

Девушка смотрела на него нахмурившись, с подозрением.

– Не понимаешь о чём я? – приподнял бровь маркиз. – Не нужно больше таиться, мне известно, что ты скрываешь под маской крестьянской травницы.

– Я действительно не могу понять, о чём вы говорите, – чуть помедлив, произнесла Мари серьёзно. – Быть может, вы нашли не ту травницу.

– Так что же? Ты и сама не знаешь? – вновь усмехнулся Болдер, и у девушки от этой усмешки по спине пробежала дрожь.

– Не знаю о чём? – спросила она тихо.

– Бедное дитя, – наигранно посочувствовал собеседник. – От тебя всё так долго скрывали? А мне вот стало недавно известно, что под невзрачной шкуркой серой овечки скрывается благородная лань с позолоченными рожками. И хоть матушка твоя была действительно безродной овцой, мой трофей от этого ничуть не падает в цене.

– О чём вы говорите? – покачала головой пленница, отступив ещё на шаг назад. – Вы, верно, бредите.