Дело о 140 миллиардах, или 7060 дней из жизни следователя - Владимир Калиниченко

– Похоже, нам объявили войну, – с грустью сказал мне Запорожченко и добавил: – Мы получили указание заняться обеспечением твоей безопасности всерьез…

Да, в такие переделки я еще никогда не попадал. Все переезды по городу в рабочее и нерабочее время только на специальной автомашине. Дочь в школу и обратно – таким же способом. Однажды она даже расплакалась:

– Перестань меня возить, надо мной весь класс смеется! Все спрашивают: «Кто твой папа, что от порога дома и до порога школы тебя возят?»

Пришлось объяснить, что такая у меня работа и ничего тут не поделаешь. Успокоил я ее тем, что маму тоже охраняют.

Не обошлось и без курьезов. В один из дней, возвращаясь домой, на лестничной площадке встретил соседа. Поздоровались, разговорились. Неожиданно распахнулись створки лифта, и перед нами появились трое плечистых вооруженных парней.

– Владимир Иванович, все в порядке?

Растерявшись, я только успел кивнуть. Они тут же исчезли.

– Это что такое? – спросил испуганный сосед.

– Так меня охраняют, – объяснил ему.

– Плевал бы я на такую работу! – последовал комментарий.

Я же с теплотой и благодарностью подумал о товарищах с площади Дзержинского, которые держали слово и обеспечивали мою безопасность.

Между тем мы упорно, шаг за шагом, продвигались вперед. Факт задержания Афанасьева и его избиения в комнате милиции можно было считать доказанным, но кто и как его убил, мы не знали. Только позже выяснилось, как тщательно инструктировали обвиняемых и сколько версий происшедшего с ними прорабатывали.

После избиения единственный трезвый среди постовых сержант Селиванов позвонил ответственному дежурному по 5-му отделению и сообщил о задержании Афанасьева. Последовала команда или отпустить его, или, действуя по инструкции, вызвать представителя КГБ. То же самое предложил сделать прибывший на станцию проверяющий, младший лейтенант Голунчиков. К сожалению, они не знали, что давали команды не подчиненным им постовым милиционерам, а преступникам.

– Товарищ майор, уходите отсюда по-хорошему, и побыстрее, – уговаривал Афанасьева Селиванов. – Вам лучше с ними не связываться. Они не люди, поверьте мне. Уходите!

Но негодованию потерпевшего не было предела.

– Мерзавцы! Подонки! Я вам этого так не оставлю! – повторял Афанасьев, покидая комнату милиции.

Со злобой в затуманенных спиртным глазах смотрели на него Лобанов и Попов.

– Идиоты! Разве можно его отпускать? – теребил Лобанов рукав шинели Попова. – Он всех нас заложит! Давай его грохнем! Молчат только мертвые!..

Молчал и Попов, а потом, решившись, кивнул. Они побежали вслед за Афанасьевым. Может быть, милиционеры его и не догнали, но Афанасьев перепутал платформы прибытия и убытия. Поэтому его настигли в подземном переходе.

– Товарищ майор, вы забыли свои туфли, – сказали Афанасьеву и предложили вернуться.

Тот отказался и предложил вынести похищенное. Его вновь скрутили и потащили в комнату милиции. Он отчаянно сопротивлялся, взывал к помощи прохожих, но те спешили пройти мимо. Кто мог подумать, что люди в форме, призванные защищать их от преступников, решились сами на совершение тяжкого преступления?

В комнате милиции майора впервые увидел Рассохин, который к этому времени проснулся и немного протрезвел. Задержанного затащили за перегородку и снова стали бить, но совершить убийство никто не решался. Тогда Попов побежал в ближайший ресторан за водкой. Спиртным он надеялся подбодрить собутыльников, и, когда вернулся, все произошло просто и потому страшнее.

Из показаний обвиняемого Попова: «Как только я вошел в комнату милиции, за мной кто-то захлопнул дверь. Увидел, что Лобанов и Телышев затащили Афанасьева за барьер. Я приблизился к ним. Кто из них свалил его, я точно сказать не могу. Я увидел, что Афанасьев как бы сполз по стене на пол. Он пытался вырваться, но Лобанов удерживал его и не давал встать. Я понял, что они не решаются ничего сделать, а Лобанову нужна помощь, и подошел к ним. Чтобы мне было удобнее, правую ногу прижал к лавочке, а потом протянул ее чуть вперед, так что моя голень полностью лежала на лавочке. Подумал, что нужно подстраховаться и не выронить бутылку, которая могла разбиться. Страхуя себя свободной рукой, чтобы не упасть, другой дотянулся до головы Афанасьева, зажал его волосы рукой и два раза, оттягивая голову к себе, ударил затылочной частью о стену…»

Чем дальше продвигалось следствие по выяснению обстоятельств убийства, тем ожесточеннее становилось сопротивление тех, кто был напуган таким ходом событий. В верхних эшелонах власти срочно формировали мнение о том, что прокуратура и КГБ фабрикуют дело с целью подрыва авторитета органов внутренних дел. От Найденова требовали объяснений, он от нас – бесспорных доказательств вины Лобанова, Попова и других. Мы же пока располагали только их показаниями.

Итак, к исходу двух недель расследования стало более-менее ясно, кто избивал Афанасьева. Но кто и как вывез его к поселку Пехорка? Подозрение пало на бригаду медвытрезвителя, которую в тот вечер трижды вызывали на «Ждановскую». Согласно журналу регистрации медвытрезвителя, второй вызов был в то время, когда в комнате находился Афанасьев. Напротив записи о третьем вызове значилось: «Отказались сами…» То есть в 21 час 45 минут бригада прибыла в комнату милиции, но пьяного с собой не забрала, а если быть точнее – никого не доставила для вытрезвления. Почему?

Бригадир Гейко и два его напарника упорно твердили, что ничего не помнят.

Первым, кто рассказал о том, как якобы избавились от Афанасьева, был Рассохин.

– Я не принимал участия в убийстве, – заявил он, – но, когда ребята добавили ему при мне и он потерял сознание, я решил, что нужно от него избавиться, иначе придется отвечать, да и меня уволят. К десяти вечера приехал Гейко. Мы попросили его вывезти Афанасьева и где-нибудь выбросить, а там пусть разбираются. В случае чего скажем, что мы его отпустили, пусть докажут другое. Гейко колебался, и тогда я забрал из портфеля Афанасьева бутылку коньяка и налил ему стакан. Он выпил и сказал: «Добро». Мы помогли ему вынести майора, и бригада уехала. Что дальше было, пусть сами говорят…

Проверкой установили: Гейко был в комнате милиции, видел избитого Афанасьева и действительно распил с Рассохиным и Пиксаевым бутылку коньяка, отобранную у потерпевшего. Гейко все напрочь отрицал.

Когда у нас почти не оставалось сомнений в том, что Афанасьева вывезли на автомашине медвытрезвителя, на допрос неожиданно попросился Лобанов:

– Появились у меня какие-то смутные воспоминания… Вижу перед собой черную «Волгу», в нее затаскивают Афанасьева, а рядом Рассохин. Он залезает первым, потом тащит этого комитетчика…

Ничего, кроме раздражения, заявление Лобанова у меня не вызвало.

– Забери свою явку с повинной. Когда появятся не смутные воспоминания, а желание говорить правду, передашь, чтобы тебя вызвали.