Дело о 140 миллиардах, или 7060 дней из жизни следователя - Владимир Калиниченко

Да, Щелоков много сделал для органов внутренних дел. Прежде всего добился значительного увеличения штатной численности милиции.

Но появившиеся вакансии нужно было заполнять, и заполнять немедленно. Где в таких условиях взять людей?

На улицах, вокзалах отлавливали демобилизованных солдат и предлагали им пойти на работу в столичную милицию. Не правда ли, заманчивая перспектива для молодого, часто не имеющего гражданской специальности парня, направляющегося домой в Курск, Рязань, Полтаву? А что после этого? Жизнь в общежитии, неустроенный быт, служба, интерес к которой зачастую продиктован только перспективами на постоянное место жительства в Москве… Дальше – больше. Ведь возраст большинства новобранцев такой, что нужно обзаводиться семьей, а жить-то негде, да и зарплата для жизни в столице маловата. Но зато хватает другого – фактически неограниченной власти во время несения службы.

Из показаний потерпевшего Рукинова: «Сержант милиции с возгласом: «Люблю клиентов с дипломатами!» – пригласил меня зайти в комнату милиции. Пройти туда я отказывался, но, несмотря на это, был втащен за рукав пиджака. Я заявил протест и потребовал вызвать дежурного офицера или врача, так как я находился в трезвом состоянии. На мое требование сержант не отреагировал и вызвал машину из вытрезвителя. Прибывший из вытрезвителя меня взять отказался, сказав, что нет оснований. Обругав сопровождающего нецензурной бранью, сержант пообещал устроить мне «хорошую жизнь». Заявил, что он передавил бы всех интеллигентов, «а с тобой что захочу, то и сделаю». Кроме того, он говорил: «Передо мной здесь не то что ты – замминистра валялся…»

Итак, вчерашние защитники Родины становились на путь совершения преступлений. При этом высвечивалась еще одна проблема, связанная с подбором и комплектованием кадров, которую в упор не хотели видеть.

Было и есть у нас социальное расслоение. Никуда от этого не денешься. Кто-то живет лучше, кто-то хуже, и не всегда потому, что одни коррумпированные чиновники, а другие – честные рабочие и служащие. Уровень жизни в столице достаточно высокий; министерств, ведомств, различных научных и учебных заведений было предостаточно. Живут и одеваются «совслужащие», а сегодня «новые русские» неплохо. Каково же видеть их, преуспевающих… возвращающихся домой (пусть даже и в подпитии), молодому парню, который в прошлой-то своей, нестоличной жизни мало хорошего видел, а в нынешней перспективы скрываются в тумане? Нет, совсем не случайным был приведенный выше диалог потерпевшего Рукинова с задержавшим его на станции метро «Площадь Ногина» (ныне – «Китай-город») милиционером…

Принимавший участие в избиении Афанасьева милиционер Возуля родился и вырос в небольшом селе на Днепропетровщине. Окончил среднюю школу, но большими способностями не блистал. Не лишенный честолюбия, мечтал о поступлении на учебу в юридический институт. Немного поработал в колхозе и пошел на действительную военную службу. После демобилизации домой возвращался через Москву. На Курском вокзале с ним заговорили «вербовщики» столичной милиции. Так он оказался в 5-м отделении.

Позже на допросах Возуля рассказывал: «Во время работы с Лобановым я понял, что у них сложилась система по ограблению задержанных, которых условно называли «карасями», а отобранные деньги – «фанерой». Среди милиционеров бытовала фраза: «Поймать в сети карася и отобрать фанеру». Лобанов стал обучать меня приемам обирания задержанных. Позже предложил попробовать самому…»

Возуля попробовал, как и многие другие. Не подчинялись ему – бил. Служба нравилась… И не так даже служба, как форменная одежда – она у него всегда была с иголочки. Особенно любил носить до блеска начищенные сапоги и заправленные в них плотно облегающие ноги брюки. Задержанных бил только отработанными ударами: один – в живот, другой – ребром ладони по шее. Когда потерпевший падал, гордо отходил в сторону и за остальным наблюдал со снисходительной ухмылкой. Кого же копировал этот несостоявшийся юрист? Неужели мы верим в то, что палачи тридцать седьмого года исчезли бесследно? Они были среди нас тогда, есть кандидаты в них и сегодня.

Все проходило безнаказанно, и даже тогда, когда исход избиения был трагическим. Одного из задержанных на станции метро «Пролетарская» отделали так, что испугались сами. На место выехал заместитель Барышева – майор Ащеулов. Избитого доставили в 68-ю горбольницу и оставили без оказания медицинской помощи до утра. За это время у него развился перитонит. Запоздалая операция не помогла… Материалы о смерти задержанного сфальсифицировали. Виновных разоблачили только при расследовании дела об убийстве Афанасьева.

Да, это именно та печально известная москвичам 68-я городская больница, так называемая «спецтравма». Свозили в нее круглосуточно травмированных лиц в нетрезвом состоянии. Где и как человек получил травму, значения не имело. Сортировала пострадавших постоянно находившаяся в больнице милицейская дежурная часть.

Известного советского ученого, доктора юридических наук, профессора В. избили и ограбили недалеко от станции метро «Ждановская». Шел он домой после официального приема, где выпил бокал шампанского. Обмыв дома окровавленное лицо, со следами повреждений он пришел в отделение милиции, обеспечивающее охрану общественного порядка в районе станции.

Ограбленного тут же посадили в патрульную машину и стали возить по району с целью поиска преступников. Безрезультатно! Вернулись обратно, но теперь уже в опорный пункт милиции, и началась обработка.

– Очень быстро, – пояснил впоследствии В., – я понял, что от меня добиваются одного – отказаться от заявления об ограблении. Я все-таки юрист, и такое предложение возмутило меня… Своего возмущения я не скрывал. Часа через два мне доброжелательно разъяснили, что нужно произвести судебно-медицинское освидетельствование. Последнее было естественным, и я согласился. Если бы я знал, какой кошмар впереди!..

В. привезли в 68-ю больницу. Он ждал, когда его осмотрит специалист, но ему заломили руки и стали вытряхивать содержимое карманов. Партбилет швырнули на стол, как ненужную бумажку. В. пытался хоть этим усовестить обыскивающих. В ответ услышал такое, что пересказывать стыдно.

– Но это были цветочки, – продолжал свои показания В. – Меня раздели, приподняли со стула и забросили в какое-то отверстие. По желобу я скатился в помещение без окон с искусственным освещением. Двое в белых халатах усадили меня на стул и перетянули руку жгутом. Ко мне стал приближаться человек со шприцем в руках. Животный страх охватил меня, но тут к нам подошел четвертый (как я понял, врач) и, успокаивая, сказал, что только возьмут кровь для определения степени алкогольного опьянения. Я не мог не подчиниться. Когда со мной остался один врач, я обратился к нему и назвал себя. Видимо, врач был порядочным человеком. Он объяснил, что помочь ничем не может, но здесь недалеко есть телефон, и он даст мне пять минут на звонок домой или знакомым. Только это и спасло меня. Через полчаса в больнице была жена с друзьями…

На следующий день В. был принят Найденовым. По личному указанию заместителя генерального прокурора СССР началась проверка, но она ничего не дала. С одной стороны был ученый с безупречной репутацией, с другой – все причастные к этой истории должностные лица и исполнители. Вывод сделали однозначный: может быть, потерпевший и говорит правду, но где доказательства? Нет доказательств. Да и быть не должно. Наша милиция безупречна.