Абандон. Брошенный город - Блейк Крауч

– Хочу быть с тем парнем, в которого влюбилась в Теннесси.

– Ты на него и смотришь.

– Да?

– Точно. Вот уйдем, и все будет по-другому. Намного лучше.

– Хотелось бы верить, Билли.

– Бесси, – сказала Глория, – ты не видела, что твой муж сделал с…

– Помолчите! – Маккейб погладил жену по щеке, и жена шерифа увидела, как смягчился взгляд Бесси, как упала разделявшая этих молодых супругов стена.

– А теперь поскорее возвращайся домой, – продолжал Билли. – Собери продукты, сколько есть, возьми одежду – чтобы добраться до Силвертона.

– Мы прямо сейчас уходим? – спросила его жена.

– В этой дыре оставаться нельзя.

– Бесси! – снова вмешалась Глория. – Что ты делаешь?

Миссис Маккейб взяла за руку дочку.

– Извините, но он – мой муж, – сказала она хозяйке дома. – Я не могу по-другому.

Супруга шерифа повернулась к Билли.

– Где мой муж? – потребовала она ответа. – Где Зек?

Маккейбы к тому времени уже вышли на крыльцо.

– Иди, – сказал Билли жене. – Мне надо поговорить с миссис Кёртис с глазу на глаз.

– О чем? – удивилась Бесси.

– Ты доверяешь мне или нет? – Ее муж шагнул обратно в дом и закрыл за собой дверь.

Глория выпрямилась. Камин догорел, и лишь кое-где в нем мерцали оранжевые огоньки.

– Он мертв? Ты скажешь мне, что с ним, прежде чем убьешь меня? Это кровь Зека на твоих… О, Боже! – Только теперь женщина заметила их – сапоги, пошитые на заказ из воловьей шкуры. – Ты носишь его сапоги!

– Я не могу застрелить вас, миссис Кёртис. – Билли сунул револьвер за пояс и вынул из ножен под сюртуком ржавый буффало-скиннер[17].

– Пожалуйста, – выговорила хозяйка, когда он шагнул к ней.

– Выбирать не приходится. Не трепыхайтесь, и мы сделаем все быстро.

Передняя дверь распахнулась. Маккейб спрятал нож и оглянулся через плечо.

– По-моему, я ясно… – зашипел он на вошедшую Бесси.

– Там что-то происходит, – сказала она. – Оскар и Рэндал разъезжают по городу и кричат, чтобы все выходили.

– Зачем? – изумился ее муж.

Теперь и Глория услышала крики и увидела двух скачущих к ее дому всадников.

– Что-то насчет индейцев, – ответила миссис Маккейб. – Ну же, Билли, они ищут тебя! Хотят, чтобы ты отправился с другими мужчинами к перевалу, помог отбиться от них.

Часы показывали 2:49, когда за завесой падающего снега проступил мрачный силуэт Изумрудного дома. Путники погасили фонари после того, как сошли с тропы, и пробиваться через долину в полной темноте оказалось делом нелегким. У края озера, в сотне ярдов от портика, они просто рухнули на снег.

– Лоренс, я умираю, – простонала Эбигейл.

– Знаю. Я тоже, – прохрипел в ответ ее отец.

– Я больше не могу. – Не считая стука сердца в ушах девушки, тишину нарушали лишь плеск набегающих на берег волн да далекий шум ветра над вершинами гор. – Думаю, было бы правильнее вернуться в лагерь и попытаться дозвониться по сотовому…

– Повторяю, в каньоне сигнала нет.

– Но, может быть, на перевале…

– Шутишь? В такую метель…

– Тогда давай просто убираться отсюда.

– До цивилизации двадцать семь миль, и ты только что сама сказала, что не можешь сделать ни шагу больше. До Силвертона в такую погоду мы доберемся в лучшем случае к утру четверга, да и то лишь при условии, что будем идти без остановок, не собьемся с пути и не сорвемся, спускаясь по обледенелому южному склону Пилы. Послушай, я притащил сюда Тозеров. Эммет мертв, но ответственность за Джун лежит на мне, и я не собираюсь оставлять ее в особняке со Стю.

Ну вот, вспомнил про ответственность… А если нас убьют?

– Что же ты хочешь делать? – спросила Эбигейл.

Профессор устало поднялся и протянул руку дочери.

– Я хочу, чтобы ты шла за мной и помалкивала.

* * *

Они подошли к Изумрудному дому со стороны западного крыла, и Лоренс помог Эбигейл подняться на подоконник того самого окна, бежать через которое они пытались несколько часов назад. Забравшись внутрь, журналистка увидела, что отец сам, несмотря на растяжение, вскарабкался на подоконник, и протянула руку, чтобы ему легче было спуститься в кухню.

Через застекленные двери они проскользнули в коридор – зияющую черную дыру, один вид которой заставил девушку на время забыть про боль в копчике.

– Ничего не вижу, – прошептал Кендал, – так что не торопись и постарайся ни обо что не споткнуться. Малейший шум – и все пропало.

– А пол здесь надежный? – спросила она с сомнением.

– Здесь все ненадежно.

Они двинулись дальше – со всей возможной осторожностью, проверяя половицы перед каждым шагом, чтобы не выдать себя предательским скрипом прогнившего дерева.

Темнота была кромешная, и идти пришлось вдоль стены, поскольку все прочие ориентиры отсутствовали, а включать фонари было слишком рискованно. Эбигейл шла за отцом, сохраняя дистанцию в несколько футов, и постоянно оглядывалась – ее не оставляло ощущение, что за ними кто-то крадется.

– Мне здесь не нравится, – прошептала она, когда Лоренс в очередной раз остановился. – Хочу выбраться отсюда прямо сейчас.

– Посмотри, – шепнул он в ответ и кивнул вперед. Футах в тридцати от них на мраморном полу фойе мелькнул мутный мазок света. – Это Джун.

С приближением к фонарю из темноты стали проступать очертания предметов. Вдова Эммета сидела на полу по другую сторону от лестницы, опустив голову, придавленная горем и привязанная спиной к упавшей с потолка балке.

Тело Эммета лежало неподалеку, у основания лестницы, нанизанное на толстую балясину. Эбигейл сразу же отвернулась, с усилием загоняя вглубь подступившую к горлу тошноту, и торопливо шагнула вперед. Задерживаться было опасно – безумие крылось в деталях.

– Где же Стю? – прошептал профессор.

Эбигейл пожала плечами и, осторожно расстегнув куртку, достала из внутреннего кармана кошелек, а из кошелька – монетку в десять центов. Потом она опустилась на колено и пустила эту монету по полу. Прокатившись с легким шуршанием, десятицентовик закончил свой путь в дюйме от правой ноги пленницы.

Джун подняла голову, и свет фонаря на мгновение ослепил Лоренса и Эбигейл.

– Скорее, – прошептала связанная женщина. – Он вот-вот вернется.