Арабская кровь - Таня Валько

Марыся обнимает Дороту за шею и прижимается к ее пахнущим ромашкой волосам.

Прежде чем они успели разложить все вещи, приехала Хадиджа с четырьмя малышами. Конечно, привез ее Рашид. Она пригласила также подругу из Эз-Завии с двумя детьми, чтобы среди белолицых полек не чувствовать себя в изоляции.

– Пройдемся, как когда-то? – приглашает Баська Дороту. – В принципе, со времени твоего приезда так и не поговорили с глазу на глаз.

– Не сложилось, правда?

Дорота надевает соломенную шляпку с широкими полями и большие солнцезащитные очки, набрасывает на свою белую спину широкую вискозную рубашку, и они идут вдоль берега к отдаленным скалам.

– Есть неизменные вещи, такие как пляж и мусор вдоль дороги в Таджуру. Есть также и такие, которые проходят или меняются, но не всегда в лучшую сторону. – Дорота начинает разговор с подругой издалека. – Ты и Хасан всегда были для меня образцом супружества. Идеальная пара, пример для подражания. Жаль, что так произошло.

– Нет ничего вечного, – спокойно говорит Барбара. – Иногда то, что происходит в кухне, снаружи выглядит совершенно иначе. Внешность обманчива, а ты, подруга, по-прежнему наивна. – Вздохнув, она продолжает: – Всю жизнь до этого времени я жаждала найти в ком-то опору. Я хотела перестать беспокоиться о том, хватит ли мне денег до зарплаты. Мне так надоело все самой организовывать и при наименьшей проблеме биться головой о стену. Я мечтала, что кто-то наконец выручит меня и поможет в решении всех проблем. Думаю, что этим кем-то стал, собственно, Ральф. Я могу на него рассчитывать на сто двадцать процентов.

– Но до сих пор и на Хасана тоже могла. Оступился он, иногда нужно понять, простить, протянуть руку.

– Женщина! Это не в первый раз, а в тот, который перевесил чашу весов. Если хочешь вступать в политическую борьбу, нельзя рисковать жизнью, свободой или счастьем семьи. Этот дом на Гурджи – мое пристанище. Я его отделывала, обустраивала… – Баська сильно нервничает, и у нее перехватывает дыхание. – Нет дома – нет и семьи.

– Но разрешит ли Хасан выезд Адама? Тот только ростом напоминает мужчину, но в душе еще ребенок. Это всего-навсего подросток!

– Вылитый папочка! Более арабский, чем араб! Ничего не могу поделать, а насильно тянуть его за собой не буду. Отец его любит больше жизни и вреда ему не причинит, хотя незаметно забивает ему голову этими демонстрациями и протестами. К сожалению, я уже не имею влияния на сына.

– Грустно.

Дорота садится на ближайший обломок скалы и опускает ноги в море.

– Ты нашла дочь, нужно этому радоваться, – меняет Баська тему. – Марыся очень арабская, что видно по ее способу жизни, разговору, но, может, еще удастся ее немного ополячить.

– Это не имеет значения. Мы приехали сюда, чтобы сблизиться, и я чувствую, что это получается. Между нами уже нет барьера и отчуждения, какие были вначале. Я радуюсь этому приезду в Ливию, хотя момент мы выбрали не наилучший.

– Разве этот парень не ее двоюродный брат? – Подруга показывает пальцем на берег.

– Да. – Дорота заслоняет глаза рукой и смотрит на дочь, которая в отдалении гоняет по пляжу с Рашидом и детьми Хадиджи.

– Они ведут себя не как родственники, – говорит Баська с большим удовлетворением, когда молодой мужчина хватает дочь Дороты и берет ее на руки, потом крепко прижимает к себе, вплотную приближая к ней лицо. – Прямо наоборот, больше как любовники, – улыбается она ядовито. – У нее что, нет мужа?

– Ой, Баська, не ищи дыры в целом!

Старая подруга измучена интригами, она поворачивается и молча возвращается к остальным.

– Мама! – Вспотевшая Марыся подбегает к ней на половине дороги. – Мы с Рашидом хотели бы проехать в город. Пляж супер, но так нудно лежать в бездействии. Если не вернусь в течение двух часов, то не жди меня и возьми кого-нибудь из подруг. О’кей?

Это был не вопрос, а больше утверждение, поскольку девушка, не успев договорить, сразу же хватает сумочку, надевает на бегу платье – и ее уже нет.

– Bye! – Рашид машет на прощание и бежит через две ступеньки на стоянку на склоне. – Это называется уйти по-английски? – смеется он, обращаясь к Марысе, и заводит мотор. – Может, ты мне это объяснишь, выпускница английских школ?

– Скорее нет, ведь мы сказали «пока».

Молодые люди оббивают пятки.

– Говоришь, что Муаид тоже там будет? И Хасан? А Аббас?

– Нет, мой отчим – спокойный человек и принципиальный пацифист.

– А разве это не мирная демонстрация? – спрашивает она немного испуганно.

– Да, да, так провозглашали. Оказывается, Хасан – один из главных организаторов. Может, когда-то станет важной персоной в Ливии, а ты будешь тогда говорить: «Я знаю этого человека».

– Уф, ну хорошо! Меняем историю! Мы в центре событий! Это и есть жизнь! – Кровь у молодой женщины бушует, сердце сильно стучит, руки потеют от возбуждения. Она не в состоянии спокойно находиться на сиденье.

Дорога в Таджуру выглядит совершенно по-другому, чем час назад. Створчатые двери всех магазинчиков закрыты, движение машин на автостраде явно уменьшилось.

– А что, в Ливии тоже prayer time[55]? Почему так пусто? – Марыся оглядывается по сторонам.

– Меня это тоже удивляет, но едем в центр. Наверняка там уже кто-нибудь будет.

Рашид обеспокоенно хмурится.

– А может, все запаниковали и отказались?! – Девушка разочарована.

На светофоре они поворачивают вправо и едут пару километров хорошей двусторонней дорогой, разделенной полосой зелени с растущими на ней олеандрами и карликовыми пальмами. По обеим сторонам дороги нет ни единого перехода. Они заезжают на рынок, расположенный у большой белой мечети. Он закрыт, и вокруг него не видно ни одной живой души.

– Однако манифестанты струсили, – разочарованно произносит Марыся, вспомнив злые слова Баськи о ливийцах как о перестраховщиках. – Ничего страшного, с удовольствием с тобой проехалась.

Девушка утешительно похлопывает парня по плечу.

– Хочется мороженого, может, какой-нибудь магазинчик у автострады будет работать. Едем!

– Хорошо, но потом еще заглянем сюда. Мне не хочется верить, что так никто и не появится.

Им тяжело найти открытый магазин, но после получаса кружения они натыкаются на мини-маркет, в котором покупают шербет, наверное помнящий времена их детства.

– Сальмонелла танцует в нем твист, – смеется Марыся. – Давай выбросим и поедем дальше.

Возвращаясь на ту же трассу, ведущую к городку, они видят на широкой дороге собирающуюся толпу. Сердца у них подскакивают к горлу.