На край любви за 80 дней - Кей Си Дайер

Я долго ворочаюсь в постели и наконец засыпаю под монотонное гудение судовой машины.

Снимок: Ворота в Индию

Инстаграм: Роми_К [Аравийское море, 14 апреля]

#ВоротаВИндию #Мумбаи

150 ♥

Мумбаи – следующая контрольная точка по маршруту Филеаса Фогга. Правда, в его времена город носил название Бомбей. Вероятно, мы пришвартовались до рассвета, потому что я просыпаюсь от тишины. Двигатели остановились, и пол в каюте впервые за все время не дрожит. Я еще с вечера упаковала выстиранную одежду в чемодан, так что вскакиваю с кровати, чищу зубы и спешу на палубу.

Индия впервые пленила мое воображение благодаря книге Рохинтона Мистри «Хрупкое равновесие». Роман рекомендовала сама Опра, вследствие чего он немедленно появился в списке Томми. Углядев как-то книгу на журнальном столике, я мгновенно погрузилась в блестящий, пестрый и полный трагизма мир Индии двадцатого века, которую увидела глазами Дины, Манека и остальных героев. Помню, как пыталась постичь кастовую систему и приставала к дядям с вопросами о неприкасаемых и браминах. После этой легкой литературной интрижки я запоем прочла работы Салмана Рушди, Видиадхара Найпола и Аниты Рау Бадами. Из всех мест, что посетил в своем путешествии Фогг, я больше всего мечтала увидеть Индию.

Невзирая на тяжелый чемодан, я чуть ли не бегом пересчитываю ступеньки железного трапа – так не терпится мне увидеть и услышать волшебную древнюю страну. Не могу дождаться, когда перед моими глазами предстанет крупнейший город государства, занимающего второе место в мире – во всяком случае, по населению. Нет, конечно, романтика само собой, но даже логическая сторона моего мозга в восторге. Какие сложные системы пришлось разработать, чтобы все эти люди могли вовремя попасть в школу и на работу! Чего стоит одно расписание поездов! Нью-Йорк нервно курит в сторонке. Я выскакиваю на палубу и бегу к ограждению, спеша объять необъятное.

Я совсем забыла о размерах нашего корабля: мы ведь не стоим у причала. Порта отсюда даже не видно, мы встали на якорь примерно в полумиле от ближайшего пирса. Вдалеке высится внушительный монумент, подозрительно напоминающий Триумфальную арку, которую я видела лишь издалека. Меня отвлекает от лицезрения достопримечательностей суета в лагере беженцев палубой ниже. Они скручивают тенты и собирают пожитки. Еще ниже матросы спускают на воду шлюпки.

На меня обрушивается осознание, что я покидаю судно. Взглянув на телефон, я не верю своим глазам. Не может быть! Уже середина апреля? Пересечь за оставшееся время эту огромную страну и еще полмира и вернуться в Нью-Йорк – абсолютно невозможное предприятие. А значит, прекрасную Индию я увижу только через окно несущегося на полном ходу скорого поезда.

Пробегающего мимо Доминика забавляет выражение моего лица.

– Ты чего такая озабоченная? Я думал, ты будешь рада ступить на твердую землю.

Я тычу ему телефон.

– Сегодня четырнадцатое, у нас осталось чуть больше двух недель.

– Надо постараться, – говорит он и спешит дальше, не дав мне времени съязвить по поводу его тошнотворного оптимизма.

Злясь на себя за вырвавшееся «у нас», я хватаю чемодан и спускаюсь. Я не знаю, что замышляет Доминик, и его планы меня сейчас не интересуют. Надо бросить все силы на продвижение вперед. Проходя мимо столовой, я замечаю собравшихся там сомалийцев. Найдя взглядом Сумайю, захожу попрощаться. Чемодан не вписывается в дверную раму, и я роняю его на ногу. Пока сигнал боли идет от моего раздавленного большого пальца до мозга, мне становится стыдно. У меня куча вещей, а у всех остальных есть только то, что на них надето.

Я взгромождаю чемодан на ближайший стол, открываю молнию и складываю в меньшее отделение нижнее белье, бумаги и две смены одежды. Хватаю футболку с Дэвидом Боуи, в которой спала, и иду попрощаться с Сумайей. Она радостно бросается мне на шею. Я пишу свой электронный адрес, чтобы не терять связь, и она прячет листок в маленькую сумочку, которую носит на шее под одеждой. Девочка непривычно задумчива, ведь она не знает, что будет с ней дальше, но когда я протягиваю футболку, ее глаза вспыхивают.

– Это мне? – спрашивает она с такой искренней радостью, что у меня чуть не разбивается сердце.

– Он известный рок-музыкант, – начинаю объяснять я.

– Ха, а то я не знаю! Он был женат на Иман – самой знаменитой сомалийке в мире, – говорит Сумайя, закатывая глаза и прижимая к груди футболку.

– Да, совсем забыла, – смущенно бормочу я, радуясь, что подарок пришелся ей по душе. – Послушай, Сумайя, у меня слишком много одежды. Скажи, пожалуйста, женщинам, что я хочу с ними поделиться.

Она крепко обнимает меня, просияв улыбкой. Мы обходим группку беженок, и я пожимаю всем руки.

– Nabadgelyo, – вновь и вновь повторяю я, как научила подруга.

Когда я прощаюсь с последней женщиной, в главном отделении моего чемодана ничего не остается.

– Wad mahatsantahay, – говорят они, радостно отвечая на рукопожатие, – Ilaah ha idiin barakeeyo.

Эти женщины не знают, что ждет их в Индии, и все же находят время пожелать мне всего доброго. Капитан направляет их к выходу. Всей душой сочувствуя сомалийкам, я становлюсь за ними, ожидая своей очереди сесть в шлюпку, которая провезет нас последние несколько сотен футов по Аравийскому морю. Члены экипажа подходят к Доминику и благодарят его за то, что поделился с судовым поваром рецептом своего любимого масляного кекса.

Я понимаю, что глупо обижаться на эту всенародную любовь. Балуя их необычными десертами и делясь рецептами, Доминик отдавал частичку своей души. Дело не в том, что он умеет печь потрясающие кексы, благоухающие маслом и ромом. Просто Мерв всегда говорил, что еда – это любовь, а я не понимала. Всякий раз, когда судовой повар будет печь эти кексы, они вспомнят добрым словом Доминика.

А что оставила после себя я? Кучу поношенной (слава богу, хоть постирать успела) одежды. Тряпки белой американки – тоже мне, наследство.

Ганеш подталкивает Доминика к шлюпке и протягивает ему маленькую белую карточку.

– Если застрянешь в каком-нибудь порту в своих путешествиях, звони или пиши. Я потомственный моряк, у меня везде есть связи.

Я толкаю впереди себя изрядно полегчавший чемодан, однако Ганеш преграждает мне путь.

– Эта шлюпка полная, поедешь в следующей.

Я отступаю назад, и он закрывает калитку. Я пытаюсь помахать Сумайе, но та смотрит в другую сторону.

– Я думаю, что Сумайя хотела бы поехать со мной, – говорю я Ганешу, – только ей, наверное, лучше держаться поближе к своим.

– Она сама попросила отправить ее с Домиником, – пожимает плечами помощник.