Крылатая гвардия. «Есть упоение в бою!» - Кирилл Евстигнеев

Вот она, долгожданная тишина, покой, несмотря на то что дом отдыха и расположен рядом с аэродромом. Сутки я отсыпался. А к концу следующего дня пришли мои летчики, но не как обычно – веселые, оживленные, а какие-то притихшие, сдержанные. На вопросы отвечают односложно и неохотно, при упоминании о вылетах говорят, что почти не летают: одна-две пары на разведку – и то без встреч с противником.

Чувствуя что-то неладное, настоятельно прошу ребят:

– Признавайтесь, что случилось?

Мудрецов не выдерживает и, глядя в сторону, говорит:

– Командир, не хотели… да вижу, ни к чему молчанка. Все равно узнаешь. Амуров погиб…

Из сбивчивых рассказов летчиков понял, что Амуров вылетел на разведку в паре с Ямановым. После выполнения задания, при подходе к линии фронта, их перехватила пара Me-109. Яманов решил за счет снижения увеличить скорость и если не оторваться от «сто девятых», то хотя бы выйти на свою территорию до начала боя. «Шмитты» шли с высоты на большой скорости, сближаясь с нашей парой. Дальнейший полет по прямой – смерти подобен! Нужно применять какой-то маневр. И Амуров, не привыкший к пассивному ожиданию, резко разворачивается в сторону «мессершмиттов», вступает с ними в бой и перед самой линией фронта гибнет…

Из профилактория я в тот же день ушел несмотря на протесты врача. Осуждая мое бегство, командир полка укоризненно качал головой:

– Ну что мне с тобой делать? Боевых заданий пока не имеем. Приказано набираться сил, а ты – ни отдыхать, ни лечиться… Подключайся тогда к группе по подготовке молодежи.

– Согласен: это уже не профилакторий. К тому же с молодыми не соскучишься.

На командном пункте полка появился Яманов. Увидев его, я весь внутри закипел:

– Вы лучше штурмана отправьте на отдых! Но сперва пусть расскажет, как мог он, опытный летчик, поставить под гибельный удар молодого?!

Командир полка твердым официальным голосом осаживает меня:

– Товарищ Евстигнеев! Амурова жаль не только вам… Вы не вправе упрекать Яманова. Бой не всегда заканчивается так, как бы нам хотелось. Причинами неудач бывают ошибки, но не умышленные. Так что прошу быть осмотрительнее в своих выражениях.

Предупреждение командира справедливое, но, несмотря на это, крупный разговор с Ямановым состоялся… наши ранее натянутые отношения окончательно испортились. Совместные полеты со штурманом летчиков эскадрильи, которой я командовал, прекратились, хотя и негласно. Все знали почему и деликатно помалкивали.

А я включился в работу с молодым пополнением на отработку пилотажа, групповой слетанности в боевых порядках пары, звена, одиночных атак и боя истребителя с истребителем.

В период наступившего затишья на фронте в полку под командованием Семенова создается свой полковой учебный центр по подготовке нового пополнения к боевым действиям. Летчиками-инструкторами назначаются «старики» – воздушные бойцы с немалым опытом, – а также мы, бывшие инструкторы летных школ: Алексей Тернюк, его тезка Амелин, Иван Кожедуб и автор этих строк.

Составив программу, мы сразу же приступили к полетам. Молодежь, понятно, старалась показать, на что она способна. Некоторые такое демонстрировали, что превышали предел своих возможностей. В моей группе этим временным недугом страдали летчики второй эскадрильи М. Чучаев и А. Мокин. Оба небольшого росточка. Один блондин, а другой смуглый. Первый – веселый, общительный, постоянно среди товарищей, быстрый до суетливости. Всего он хотел достичь с маху, был нетерпелив и непоседлив, как ребенок. Второй – прямая ему противоположность: в суждениях резок до грубости, энергичен и смел до безрассудства. Поступки его и характер имели налет бесшабашности. Во время атак Мокин часто сближался с «противником» настолько отчаянно, что, не вмешайся инструктор в управление, столкновение было бы неизбежно.

Запомнились мне повороты на горке в исполнении Алексея. Разогнав скорость до максимальной, он резко переводил самолет в набор высоты и шел с углом почти под девяносто градусов до тех пор, пока машина не зависала в воздухе. Затем энергично давал рули на поворот через крыло – вокруг вертикальной оси, но эффективность рулей на малой-то скорости была недостаточной, и самолет начинал падать на хвост. В этот переходный момент создавались такие отрицательные перегрузки, что инерционные силы буквально выбрасывали нас из кабины, и мы зависали на ремнях. А неуправляемая машина в беспорядочном падении опускала нос, скорость нарастала, рули становились эффективнее и… все повторялось сначала. Именно по этим причинам, а не по личным соображениям (мол, оба парня из моей эскадрильи) приходилось заниматься с ними больше, чем с кем-либо из группы. В молодых пилотах еще жила курсантская вера во всемогущество старшего, «дядьки» – инструктора, который сидел за спиной.

Выполняя этот несколько своеобразный поворот на горке, предупреждаю Мокина:

– Так ведь грохнемся! Он искренне удивляется:

– С вами? Ну, нет… Такого быть не может! К тому же атака на вертикали не исключена. Возможно, потребуется дотянуться до «шмитта», уходящего вверх, или бомбера бить снизу, нужен этот маневр? Нужен! Вот я и хочу научиться в полетах с вами.

Я отвечаю на эту тираду и как инструктор, и как воздушный боец:

– Все может быть: и погоня за «шмиттами», и, что весьма вероятно, бегство от них. Только делать это нужно с умом, а не так, как у нас. Если зависнешь на вертикали при погоне за «сто девятым», то он, находясь выше, развернется да так врежет по твоему носу – как по неподвижной мишени! Понял?

– Понять-то понял, – глаза летчика загорались лукавым блеском. – Но он промахнется: нос-то у меня не багратионовский…

– …И тактическое мышление тоже, – замечаю я. – «Шмитт» в бою на малой скорости на вертикаль идти не посмеет. Если у него нет скорости – удирает пикированием, а не горкой. Так что следи, с какого маневра вверх пошел: с горизонтального полета или после пикирования. Вот так-то, свет-Алеша…

– Учту, – задумчиво говорит Мокин.

Так в полетах, беседах, разборах с молодыми летчиками быстро пролетели десять дней. Срок невелик, но молодежь провела хорошую тренировку и в скором времени включилась в боевую работу.

В такие редкие вынужденные «простои» от напряженных полетов случались в нашей жизни эпизоды порой курьезные, которые по-человечески понятны и объяснимы. Люди-то – не ангелы…

В те вот дни мой неутомимый механик, человек веселый, заводной, мастер на всякие выдумки, выпил со священником местного прихода. После чего честная компания устроила шествие. Любопытное зрелище получилось. Впереди, еле передвигая ноги, шел тучный служитель церкви: на нем черная сутана, на груди – здоровенный серебряный крест. Бережно и заботливо поддерживал его механик самолета командира эскадрильи сержант Петр Козлов. А чуть позади несколько пошатывающееся сопровождение верующих румын. Их церковь была расположена недалеко от стоянки самолетов.

К нам прибыл начальник политотдела дивизии Боев и невольно стал свидетелем столь необычной картины. Вдруг лицо его изменилось – гневно сошлись брови на переносице. Надо же случиться такому: он увидел среди верующих… механика своей дивизии! И даже не среди них, а впереди, рядом со священнослужителем!