Лики ревности - Мари-Бернадетт Дюпюи

– Так это ты за мной следил? – догадалась Изора.

– Конечно, я! Заматывал лицо шарфом, надвигал пониже шляпу. И ни разу не осмелился подойти. Вернуться домой – большое счастье, но при условии, что ты не боишься напугать до смерти близких!

– Арман и мне прислал письмо, – добавила Люсьена. – Господи, что со мной было, когда я увидела его почерк! Он назначил мне встречу в хижине на болотах. Рассчитывал пожить там несколько месяцев, а я каждую ночь приносила ему еду и все остальное, что могло понадобиться. И ты ни в чем не нуждался, правда, сынок? А какое счастье для меня – разговаривать с ним, прикасаться… Сынок, для матери главное – когда ее дети рядом!

– И для отца тоже! – поспешил заверить сына Бастьен.

Изора оцепенела от обиды. В войну она была для родителей козлом отпущения, и Люсьена Мийе проявляла к ней не больше ласки и заботы, чем ее супруг. И вся родительская любовь, вся радость – они предназначались лишь для Армана. Больно признавать, как мало она для них значит. Однако Изора запретила себе плакать.

Арман заметил выражение ее лица и обратился к ней:

– Я часто думал о тебе, сестричка, – и в боях, в траншеях, а потом и в госпитале. Когда приходится ползать среди трупов, день и ночь нюхать кровь, порох и смерть, начинаешь по-другому смотреть на жизнь. Я обещал себе: если вернусь, крепко-крепко тебя обниму и скажу, что люблю, что ты не заслуживаешь такого обращения, которое было заведено у нас в доме. От нас с Эрнестом тебе тоже доставалось, мы тебя обижали и спокойно оставляли плакать в одиночестве в каком-нибудь закутке. Судьба несправедлива. Я вернулся, но не решаюсь тебя обнять… Нет, не могу!

Пристыженные Люсьена и Бастьен слушали сына, словно пораженные молнией. Даже не взглянув на них, Изора встала и подошла к Арману. Собрав все свое мужество, она приспустила платок, который он повязал едва ли не до самых глаз, пряча свое уродство. Узнать в этом существе прежнего Армана было невозможно. Но его слова все еще звучали в каждой частичке ее души.

– Зато я – я могу тебя обнять! – сказала девушка.

Она улыбнулась и обхватила его руками, прижимая обезображенное лицо к своей девической груди. В свою очередь, он тоже обнял ее, а из уцелевшего глаза медленно выкатилась слеза.

Ферма семьи Мийе, на следующее утро

Изора проснулась с ощущением, что накануне произошло нечто исключительное. Побаливала голова. Упрекнув себя в том, что вчера выпила больше, чем следовало, она провела рукой по лбу, словно это могло усмирить мигрень. Прикосновение к гладкой, нежной коже моментально напомнило ей о вчерашнем: перед глазами появилось изуродованное лицо брата.

– Господи, Арман! – прошептала девушка.

Образ несчастного брата – все, чем было заполнено еще не прояснившееся после сна сознание. Изора достала из ящика прикроватного столика маленькое овальное зеркальце. Оно лежало там годами, и Изора им почти не пользовалась. Девушка внимательно изучила в отражении свои черты, неуверенно провела пальцем по губам. В голове роились мысли одна мрачнее другой. «Кожа на лице воспалена и покрыта шрамами, рот – как зияющая дыра, приплюснутый нос… Позор, боль, жизнь кончена, и ничего хорошего впереди… Бедный Арман! Вчера он говорил, что хотел умереть, но что-то сотворить с собой не хватило духу!»

Искренне жалея брата, Изора, тем не менее, невольно залюбовалась своим личиком, свежим и… невредимым. Впервые в жизни она подумала, что хороша. «А ведь многие мне это говорили – Жером, Онорина Маро, Тома, графиня, полицейский, но я им не верила. Мне следовало бы радоваться, что я – девушка и мне не пришлось воевать. Я стану добрее и лучше, так надо! Я должна быть рядом с братом, помогать ему жить. Как, наверное, тяжело мириться с мыслью, что превратился чуть ли не в чудовище?»

Дрожа от волнения, она встала, быстро умылась и стала одеваться. Вода в цинковом ведре была ледяная, так что Изора теперь тряслась еще и от холода. Она смогла нормально дышать лишь когда надела черное шерстяное платье и толстую жилетку.

– Больше не будет, как раньше, – сказала она вполголоса.

Положив руку на дверную ручку, Изора на какое-то время задумалась. Тома с Йолантой теперь женаты. Она представила их спящими (конечно же, в обнимку!) на роскошной кровати в стенах гостиницы «Оберж-де-Вуван», но, к своему удивлению, почти не расстроилась. Прежняя чрезмерная ревность вдруг показалась Изоре смешной, а предстоящая помолвка с Жеромом – глупым фарсом. Единственное, что имело сейчас значение, – искреннее чувство, которое она испытала, прижимая к себе обезображенного брата.

Когда дети с нежностью обнялись, Люсьена Мийе заплакала, но вовсе не от радости. Растроганный Бастьен притянул жену к себе. Его красное лицо блестело от слез, и они тоже были горькими. Изора на мгновение поверила, что в сердцах родителей, наконец, шевельнулось раскаяние, что слова Армана помогли им осознать, как они были к ней несправедливы.

– Теперь я не могу оставить семью. Я буду утешать Армана и оберегать его, – прошептала она едва слышно.

Это решение придало ей сил, и Изора спустилась в кухню. Мать суетилась возле кастрюли, стоящей на раскаленных углях.

– Доброе утро, моя девочка! – защебетала она. – Я встала до рассвета, чтобы сварить нашему Арману вкусный суп. Он решил пока не выходить из комнаты – боится, как бы его не увидел кто.

– Я понимаю, мам.

– Мой сын снова дома! Мой дорогой мальчик – живой! Думаю, со временем мы привыкнем к тому, как он выглядит. И соседи тоже.

– Мам, я вспомнила: вчера, на свадьбе, я разговаривала с Женевьевой Мишо. Она собирается навестить вас с отцом. Все еще надеется…

Люсьена испуганно перекрестилась. Даже не подумав, что на дворе раннее утро, она с тревогой поглядела в окно, как если бы молодая экономка Обиньяков уже подходила к двери.

– Господи всемогущий, нужно предупредить Армана! Он не допустит, чтобы она его увидела! Не хватало еще, чтобы из-за нее он решил уехать! Он и так собирался несколько месяцев мыкаться на болотах, только бы не показываться ей на глаза… Теперь, когда он дома, я сделаю все, чтобы его удержать!

Мать мотнула головой, словно подчеркивая свою решимость. Изора была несколько обескуражена таким поворотом дела, но спорить не стала.

– Как же нам теперь быть? Мама, что мне сказать Женевьеве?

– Погоди! Вот миска с супом, отнеси брату да заодно поговори с ним! Спроси, что он думает по этому поводу. И салфетку возьми, он пачкается… Оботри ему рот, когда поест. Ты ему сестра, он не станет стесняться!

– Ну если ты так говоришь, мама… – вздохнула девушка. – Думаю, ему будет неловко, если я стану вытирать его, как маленького.

– Глупости! В любом случае мне пора: отец просил помочь на скотном дворе! – отрезала Люсьена Мийе. – Сегодня воскресенье, но на мессу мы не идем. Отец зарежет жирную курицу, а я поджарю – будет для Армана угощение! Изора, а что это отец говорил о твоей помолвке с Жеромом Мийе?