Моя бывшая будущая невеста - Николь Келлер

— Чтобы не было соблазна, — впивается поцелуем в губы, давая почувствовать вкус собственного удовольствия, перемешанный с медом. — С добрым утром, Тея.

Глупо улыбаясь, провожу по шершавой щеке, не имея сил что-либо ответить.

— Кофе будешь?

Киваю, наблюдая, как Хакимов ловко поднимается на ноги, демонстрируя мне аппетитный зад. И, пока я облизываюсь на него, он ставит передо мной кружку с моим любимым капучино и садится напротив.

Неожиданно накопившиеся вопросы, которые мы не обсудили, вновь повисают между нами. Резко становится холодно и неуютно. Я грею руки о кружку, не решаясь начать разговор. Он многое изменит между нами.

Я чувствую, что босс хочет спросить меня о панических атаках, о таблетках, о прошлом. Но Давид тактично молчит, лишь помешивает свой кофе. Непонятно: дает мне возможность рассказать самой или же просто не хочет ничего слышать.

Но я хочу рассказать.

Выплеснуть все наружу.

Хочу амнистии от человека, которого любила.

И до сих пор люблю.

— Семь лет назад я не изменяла тебе, Давид. Потому что Киреев меня изнасиловал.

Глава 47

Давид становится белее мела. С силой стискивает зубы и встает из-за стола. Подходит к окну, вцепляясь в подоконник так, как будто хочет его от стены оторвать.

— Но…Это же невозможно. Я же все видел! — в голосе Давида — ярость и страдание. Неверие, которое бьет наотмашь, причиняя боль гораздо более сильную, чем события прошлого.

— Ты видел то, что тебе позволил видеть Степан, — сцепляю ладони, пряча их между коленей, смотря строго перед собой. Сдерживаюсь из последних сил, чтобы не сорваться в пропасть. — То, что он хотел, чтобы ты видел. Если ты мне не веришь, лучше не начинать этого разговора, — отрезаю, все так же не поднимая головы. — Правду ты знаешь. На этом и закончим.

Давид опускается на колени передо мной и осторожно освобождает мои ладони, беря их в свои и согревая своим теплом.

— Я верю тебе, моя девочка. Верю, — повторяет с нажимом, осторожно приподнимая мое лицо за подбородок. — Я просто не могу понять, почему не почувствовал неладное. Почему позволил этому ублюдку сломать нас. Почему…поверил ему.

— Я не виню тебя, Давид. На твоем месте все поступили бы точно также. Никто не стал бы садиться за стол переговоров и разбираться в мотивах измены. На этом Киреев и сыграл.

Давид на секунду прикрывает глаза, тихо матерясь себе под нос. Сцепляет зубы так, что я, кажется, слышу, как они крошатся.

— Расскажи, Тея, — просит хрипло, заглядывая прямо мне в душу. — Расскажи, как все было. Если можешь…пройти через это еще раз. Если нет, если после этого у тебя опять будет приступ, то не надо. Одного твоего признания мне достаточно.

— Я смогу. Я хочу, да, — отчаянно киваю, не заметив, в какой момент стали слезы катиться по щекам. — Я хочу, чтобы ты знал правду, потому что мне так тяжело…хранить все это одной. Помоги мне, Давид.

Хакимов ничего мне не отвечает. Лишь сильнее сжимает ладони, грея их своим теплом. Всем своим видом показывая безоговорочное доверие.

И я, в надежде отпустить прошлое, похоронить его и, переступив, идти дальше, начинаю свой рассказ.

— В тот день я пораньше вернулась с пар — последнюю отменили, и я побежала домой, чтобы порадовать тебя чем-нибудь. Ты в последние дни ходил сам не свой. Я знала, что у тебя проблемы в бизнесе — подслушала как-то твой телефонный разговор — но не торопился со мной ими делиться. Помнишь, я еще позвонила тебе, спросила, когда ты вернешься? — коротко кивает, не сводя с меня бездонных глаз. Помнит, не забыл. — Я хотела быть уверенной, что успею к твоему приходу и приготовить твое любимое блюдо и…подготовиться самой, — к глазам снова подкатывают непрошенные слезы, и я запрокидываю голову, упираясь затылком в стену. Одна все-таки срывается с ресниц и скатывается по щеке. Давид сразу же стирает ее большим пальцем, нежно проведя по скуле.

— Не плачь, Богиня. Пожалуйста. Я и так готов себя разорвать за то, что случилось.

— Ты не виноват, Давид. Самое страшное, понимаешь, что никто не виноват. Киреев — это сумасшедший урод, избалованный папенькин сынок. Мажор, которому никогда и ни в чем не отказывали. Он просто меня захотел. И в тот день пришел получить желаемое.

Хакимов с силой сжимает ладони, и я охаю от внезапной боли.

— Прости, — целует запястья, — прости, пожалуйста. Продолжай.

— Раздался звонок в дверь, и я побежала открывать, думая, что ты понял мой намек и решил подыграть мне. Я даже не заглянула в глазок, и это стало моей главной ошибкой.

Перевожу дыхание, чувствуя, что меня начинает мелко трясти. Но я не остановлюсь. Я целых семь лет ждала.

— Но там был не ты. А Степан. Я не хотела его пускать, правда. Я сопротивлялась…

— Тшшш, девочка, — голос Давида сипит, он обнимает меня за талию и утыкается лицом мне в живот. — Я верю тебе. Теперь я знаю, что ты совсем не причем. Ты — жертва игр ублюдка и моей чудовищной ошибки…

Я продолжаю говорить, глядя в одну точку и раскачиваясь, как сумасшедшая.

— Он ворвался в квартиру и захлопнул за собой дверь. Сказал, что вы договорились, чтобы подписать какие-то документы, просто он приехал раньше. Я повернулась, чтобы пройти в спальню и надеть что-то приличное, но Киреев резко схватил меня за руку и прижал к стене. Я не помню, что он говорил. Старалась вспомнить, но так и не смогла. А потом он впился мне в губы, протолкнув языком в рот какую-то таблетку. Заставил ее проглотить и потащил меня в спальню.

Всхлипываю и закрываю лицо руками. Напряжение над нами висит настолько плотным облаком, что его можно потрогать руками. Давид молчит, он застыл, как изваяние, тяжело дышит и так и стоит на коленях, повесив голову.

— Потом…потом его руки были везде. Я сопротивлялась, но недолго — таблетка подействовала. Я видела перед собой радугу, качалась на ней, как на