О чем весь город говорит - Фэнни Флэгг

– Ой, лучше тебе не знать, папа, – сказала Ида. – Нынче люди живут в консервных банках.

– Почему?

– Кто бы знал. Мир утратил свое былое очарование и прежнюю изящность. Я счастлива, что взросла в совершенно иных условиях.

Любопытно слышать подобное от человека, выросшего на свиноферме.

Поначалу Андер Свенсен обрадовался, что зять согласился жить в его доме. Но после нескольких лет под одной крышей он уже сомневался, хорошо ли это.

Успешный бизнесмен, на своем веку Андер повидал всяких людей, но такого, как Майкл Винсент, еще не встречал. День ли, ночь ли, Майкл всегда так выглядел, словно сошел с рекламы мужских рубашек. Идеально пострижен и причесан волосок к волоску. Ботинки сияют ослепительно. Все на нем до хруста свежее и отглаженное. И приятный одеколон вдобавок. А как он умел очаровать дам!

Вот и сегодня: когда семья садилась ужинать, Майкл подвинул стул Беатрис, потом Ханне Мари, затем сам расположился между ними. Как всегда, он сделал комплимент теще:

– Сегодня вы чудесно выглядите, мама. Очень красивая брошка. Она подчеркивает синеву ваших глаз.

Беатрис коснулась броши в виде рога изобилия, украшенного камнями:

– Правда? Спасибо, Майкл.

Внешне все было вроде бы хорошо, но Андера что-то беспокоило, хотя он не понимал – что именно. Одно время он разрывался между радостью за дочь, души не чаявшей в муже, и желанием разбить тарелку с пюре о голову зятя. Что-то было не так. На его вкус, парень уж слишком лощеный, и Андера всякий раз передергивало, когда тот называл его папой.

Нынче за супом Майкл улыбнулся, взял жену за руку и сказал, не сводя с нее глаз:

– Папа, вы не против, если в это воскресенье я увезу наших дам на пикник? Можно взять большую машину?

Карие глаза Ханны Мари сияли, когда она взглянула на отца, ожидая его согласия. На воскресенье Лидер уже составил другие планы для семьи. Он мог отвергнуть любое деловое предложение, но никогда не умел отказать дочери. Для него она и сейчас была маленькой девочкой и всегда получала все, что хотела.

После десерта Майкл сказал кухарке, вошедшей в столовую:

– Можете убирать со стола, Бриджит. Кофе мы выпьем в гостиной.

Лидеру сразу не понравилось, когда зять начал распоряжаться прислугой, но он молчал. Однако нынче загородил свою тарелку:

– Погодите, Бриджит. Я еще не закончил.

– Ох, виноват, папа, – тотчас извинился Майкл. – Я думал, вы уже все.

Анд ер посмотрел на него:

– Еще нет, Майкл. – В голосе его как будто прозвучала чуть заметная угроза. – Пока еще нет.

Глухая Ханна Мари не могла уловить легкую перемену в отцовском тоне, но поняла: что-то случилось. Она это почувствовала. Ханна Мари пристально посмотрела на отца, затем перевела взгляд на мужа, однако тот улыбался, словно все было в порядке. Беатрис вообще ничего не заметила. Она по-прежнему считала Майкла замечательным. Но тот все понял. Теперь ему надо быть еще осторожнее.

1976

– Джин, просыпайся, – сказала Люсиль Бимер, – к тебе кое-кто пришел.

Над его могилой стояла красивая блондинка. Джин понятия не имел, кто это, но явно не местная горожанка. Она как будто сошла с киноэкрана: коричневый замшевый жакет, черная водолазка, черные брюки. И тут подоспела тетя Элнер:

– Вижу, ты его нашла.

– Да.

Обе помолчали.

– Ты помнишь, как крохой его навещала?

Блондинка вроде как удивилась:

– Нет… Значит, я тут уже бывала?

– Да, раза два-три. Тебя сюда приводили в День поминовения. Ты разговаривала с папой и все такое.

– Правда?

Тетя Элнер кивнула.

– Жаль, ты никогда его не видела. Такой милый мальчик и… умница. Боже мой, я всегда думала, он станет писателем, когда вырастет.

– Да?

– Как ни придешь к ним, он, еще школьник, все в своей комнате на пишущей машинке стучит: тук-тук-тук, дзынь… Ты, маленькая, любила играть с этой старой машинкой.

– А я не помню. – Блондинка засунула руки в карманы жакета. – Кто еще здесь похоронен?

– Все. Твои прадедушка и прабабушка, дед с бабушкой, когда-нибудь и я тут лягу. – Элнер взглянула озабоченно: – Дорогуша, а себе-то ты купила участок?

– Нет.

– Надо, я тебе советую. Конечно, ты еще молодая, но всегда хорошо знать, где ты… как это… упокоишься.

Потом они ушли, а Джин все еще пребывал в легком ошеломлении. Эта красивая женщина – его дочь. Последний раз он ее видел почти тридцать лет назад. Теперь она совсем взрослая – он умер, когда был моложе ее. Конечно, ей невдомек, но внешне – светлые волосы, голубые глаза – она копия своей прабабушки Катрины.

Дена приехала всего на несколько дней, и после кладбища Норма повезла ее в пригород – показать старый фермерский дом Нордстрёмов. Когда они подъехали, Дена тотчас обратила внимание на большое поле в стороне от дома:

– Ой, вы только взгляните на эти подсолнухи! Я их просто обожаю.

– А как же иначе? – засмеялась Элнер. – Это у тебя наследственное. Почти восемьдесят лет назад их посадила твоя прабабушка, и вот год за годом они расцветают.

– Да ну?

– Ей-богу. Помнится, матушка моя говорила, что Катрина Нордстрём очень любит подсолнухи. Жаль, я ее не знала, она умерла, когда я была совсем маленькой. Но все ее любили, это уж точно. Эх, видела бы она, какая красавица ее правнучка. Она бы тобой гордилась.

Элнер и Дена не знали, что Катрина их видит и в эту саму минуту говорит Джину:

– Ой, в какую же красавицу она превратилась!

– Да уж, бабуль. По-моему, она похожа на тебя.

Тут вмешалась Бёрди Свенсен:

– Джин верно говорит, она вылитая ты в этом возрасте, только повыше.

– Спасибо, конечно, но я не была так хороша.

– А я говорю, была! – настаивала Бёрди.

– Я же носила очки.

– Даже в очках ты была писаная красавица. Только сама этого не понимала.

Возвращаясь в Нью-Йорк, Дена жалела, что не приехала в Элмвуд-Спрингс раньше. За годы в большом городе она почти забыла свою малую родину. Улетала она с подарком от тети Элнер – банкой консервированных фиг и клеверком с четырьмя лепестками.

1978

Тотт Вутен, похоже, оправилась от удара, который нанес ей муж Джеймс, сбежав с восемнадцатилетней Джеки Сью Поттс.