О чем весь город говорит - Фэнни Флэгг

– А вы, Бёрди?

– Когда стала походить на свою бабушку. Но штука в том, что внутри-то я себя не чувствовала старой. Раньше я смотрела на стариков и не могла представить их молодыми… Но ты сама – совсем другое дело.

– Так оно всегда, – сказала Ола Уоррен. – В конце я возненавидела свое тело. Все как-то расшаталось, и я начала разваливаться на части, будто старая машина. Не одно, так другое. Только тебе вырезали желчный пузырь, извольте – сердце забарахлило, потом надо заменить бедренный сустав и удалить катаракту, а следом – купить слуховой аппарат. И так без конца и краю. Ну вот вроде все починили, теперь, думаешь, ты молодцом, так на тебе – подкашивает псориаз. О прочих мелочах я уже не говорю.

Лорен Гиббл была такой же неотъемлемой частью кафе на Мэйн-стрит, как столы и стулья. Там она работала с шестнадцати лет и отпуск брала всего три раза – для рождения детей, да и то лишь на неделю-другую. Когда дети выросли, Лорен перешла в смену, обслуживающую ранние ужины. Рабочие часы ее вполне устраивали. Заступаешь в три, сервируешь столы, с полпятого подаешь, а полдевятого ты уже дома, смотришь свои любимые сериалы, затем баиньки.

Нынче она взгрустнула, не увидев милую маленькую миссис Флойд, которая с 1966 года садилась за четвертый столик возле окна. Подруга ее сказала, что позавчера старушка скончалась. После инсульта миссис Флойд не могла говорить, но все равно не хватало ее ласковой, чуть кривой улыбки. Она неизменно заказывала холодный чай, жареную куриную грудку с зеленой фасолью и картофельным пюре, а на десерт – шоколадный пудинг, если был в меню.

Лорен любила своих ранних пташек – вдовиц и парочку овдовевших стариков. Но старух жалела больше. Все они жили на пенсию, и многие по-настоящему ели один раз в день – в кафе. Лорен всегда аккуратно убирала остатки их ужина в пакет и еще подкладывала пару булочек – чтоб было чем позавтракать. Бедные как церковные мыши, старухи копались в кошельках, стараясь оставить ей непосильные для них чаевые. Лорен знала дни рождения всех стариков и не забывала устроить им маленький праздник: кекс и мороженое бесплатно. Малость, так много для них значившая.

Уже долгие годы к половине пятого, минута в минуту, перед кафе выстраивалась очередь из старушек, принаряженных, напудренных, чистеньких. Лорен знала, что многие из них вернутся в пустой дом. Сердце разрывалось от мысли, что эти женщины, бывшие учителя, воспитательницы, продавщицы и библиотекарши, вовремя выплачивавшие все налоги и кредиты, теперь вынуждены считать каждый грош.

Несправедливо. В то же время куча вполне работоспособного народа, ничего не сделавшего для общества, высасывала его соки и припеваючи жила на государственные пособия. Вот, скажем, дочь Лорен сидела на пособии по инвалидности, потому что у нее покалывало спину, а врач оказался набитым дураком. Сама Лорен плевать хотела на мозоли, изводящую боль в коленке, а порой и дикое похмелье – каждый день она шла на работу, где улыбалась и даже шутила, стараясь подбодрить своих старух.

Многие сказали бы, что в этом мире впечатляющих успехов Лорен мало чего достигла. Сорок два года день за днем, в дождь и пекло, больная и здоровая, она заботилась о своих ранних пташках. И для некоторых была единственным светлым пятном в их нынешней жизни. Пусть мир не был сражен ее яркой судьбой, но когда она очутилась на «Тихих лугах», очень многие ей обрадовались.

– А вот и наша Лорен, – сказала миссис Флойд, у которой не осталось и следа от былой немоты после инсульта.

Нынче центр Элмвуд-Спрингс слегка обветшал. С тех пор как на северной окраине открылся большой супермаркет «Уолмарт», в центр за покупками почти никто не ездил. После смерти Дикси Кахилл танцевальная школа закрылась. Та же участь постигла кафе на Мэйн-стрит и закусочную «Трамвай». Теперь заморить червячка можно было лишь в кафетерии на углу, но работал он только до трех дня. Вечером центр пустел совершенно.

Вся молодежь ошивалась в торговом комплексе, где были многозальный кинотеатр и кафешки быстрого питания. Под его крышу перебрался даже универмаг братьев Морган.

Когда рядом с супермаркетом открылся магазин бытовой техники «Ас», Мэкки стало трудно конкурировать с его ценами. Торговый комплекс задел и бизнес Тотт Вутен.

– Как только открылись эти «Суперстрижки», вся молодежь там, а у меня остались одни старые клиентки, – жаловалась она Норме. – Я бы и сама переехала в торговый центр, но моему старичью в такую даль не добраться. Некоторые ходят ко мне больше пятидесяти лет, и я уж с ними до конца.

Тотт осталась на прежнем месте. А по понедельникам, несмотря на усталость, садилась в машину и ехала в дом престарелых, где бесплатно причесывала всех старух. Дочь ее не понимала:

– Чего ты возишься с этими бабками? Они все равно никуда не выходят.

– А того, Дарлин, что это помогает им чувствовать себя живыми. Они меня ждут… Тут дело совсем не в деньгах.

– Ах вон как! Чего ж тогда не подкинешь деньжат нам с Бастером?

– Чтоб вы нанюхались белой дряни? Не дождешься. Скажи спасибо, я не стукнула на тебя шерифу.

– А сама хлещешь пиво.

– Насколько помнится, законом это не запрещено. А вот преступников в своем доме я не потерплю.

– Тогда мы съедем.

– Хорош трепаться, Дарлин. Пока здесь дармовая кормежка, вас с места не сдвинешь.

Ни раньше, ни теперь Тотт не верила поговорке «Дети – утешение в старости». Дарлин и Дуэйн Младший сходились и жили с каждым встречным-поперечным. Тотт уже оплатила семь их разводов. Да и вообще ей совсем не нравилось, как менялся мир. Дискотеки больше не было. Ее давно сменил «Красный амбар», где народ топтался под музыку кантри, не касаясь друг друга. И радио туда же: «меньше болтовни, кантри нон-стоп».

– А я скучаю по диско, – говорила Тотт.

В 1990-м восьмидесятилетняя Беатрис Свенсен прибыла на «Тихие луга», и родители ее тотчас кинулись к ней с расспросами.

– Как там наша драгоценная внучка Ханна Мари? – первым делом осведомился Олаф.

– У нее все замечательно, папа. Муж ее Майкл – прекрасный человек. Вместе с Лидером он занимается фермой. Ханна Мари – просто красавица. Все говорят, она самая изящная женщина в городе. Я ею ужасно горжусь.

Через год Лидер воссоединился с женой, однако на вопросы о зяте отвечал очень скупо.

Любопытно, что в маленьких городах некоторые жители получают нечто вроде прозвища. Скажем, невезучую Тотт все называли «Бедная Тотт». И с Дотти Дэвенпорт вышло так же. Росту в ней было всего пять футов, и потому все ее звали «Маленькая мисс Дэвенпорт». Идеальная работница, тридцать пять с лишним лет она прослужила секретаршей Андера Свенсена и была ему предана беззаветно. Даже когда мистер Свенсен отошел от дел, Маленькая мисс Дэвенпорт осталась на своем посту, дабы приглядывать за его зятем. Ему она не доверяла.