Семь песен - Томас Арчибальт Баррон

Риа подбежала ко мне.

– Мерлин! Ты не ранен?

– Нет. – Я ощупал посох – в том месте, на которое обрушился меч, осталась небольшая зазубрина. – Все благодаря этому посоху! И волшебной силе, которой наделил его Туата.

Риа опустилась на колени рядом со мной, и лунный свет посеребрил ее локоны.

– Я думаю, дело не столько в посохе, сколько в тебе самом.

Я покачал головой, разглядывая мертвое тело боевого гоблина.

– Да брось, Риа. Ты лучше меня знаешь, в чем дело.

– Знаю, – резко выпалила она. – И я думаю, что ты отрицаешь свои способности именно потому, что хочешь обратного – чтобы это было правдой!

Я изумленно уставился на нее.

– Ты читаешь мои мысли не хуже, чем я научился читать руны на стенах Арбассы.

Я услышал ее смех, похожий на звон колокольчика.

– Однако кое-чего о тебе я по-прежнему не понимаю. Например, почему, вместо того чтобы спрятаться при виде гоблина, ты побежал прямо к нему в лапы.

Но прежде, чем я успел ответить, за нашими спинами раздался тоненький голосок:

– Ты, наверное, колдун.

Мы с Рией резко обернулись и увидели сидящего на земле маленького мальчика с круглым лицом. Ему было не больше пяти лет. Я сразу понял, что он был тем самым несчастным созданием, чей крик разбудил нас. Его глаза, светившиеся, как две луны, были полны благоговейного ужаса.

Я бросил быстрый взгляд на Рию.

– Вот почему. – И, обернувшись к мальчику, поманил его: – Иди сюда. Я не причиню тебе зла.

Ребенок медленно поднялся на ноги и неуверенными шагами направился к нам, но остановился на полпути.

– А ты добрый колдун или злой?

Риа подавила смешок, подбежала к малышу и обняла его.

– Он очень добрый колдун! За исключением тех дней, когда бывает очень злым.

Я в притворном недовольстве заворчал на нее, и мальчик нахмурился, не понимая, в чем дело. Он вырвался из рук Рии и попятился прочь, вниз по склону холма, погруженного во тьму.

– Не слушай ее. Я ненавижу боевых гоблинов так же, как ты. – Я оперся на посох и поднялся на ноги. – Меня зовут Мерлин. Это Риа, она родом из Леса Друма. А теперь скажи нам, кто ты.

Малыш некоторое время внимательно, задумчиво разглядывал меня, почесывая щеку.

– Ты, наверное, добрый колдун, если убил гоблина одним только посохом. – Потом он смолк – наверное, эти слова, произнесенные вслух, потрясли его. – А я Галви, и всю жизнь прожил здесь, в деревне.

Я наклонил голову.

– Единственная деревня в окрестностях принадлежит народу…

– Слантос, – закончил мальчик.

Мое сердце забилось, как бешеное.

Галви смущенно отвернулся.

– Я не хотел оставаться за воротами на ночь! Правда, не хотел! Просто там белки так забавно играли, и я пошел за ними, а потом, когда понял, что уже поздно… – Он бросил ненавидящий взгляд на валявшегося среди камней гоблина. – Он хотел убить меня.

Я подошел к мальчику.

– Больше он никому не причинит вреда.

Малыш наклонил голову и посмотрел на меня снизу вверх сияющими глазами.

– Я думаю, ты и вправду добрый колдун.

Вернувшись в овраг, мы обнаружили, что Бамбелви по-прежнему храпит как ни в чем не бывало. Хотя столб пламени нельзя было сравнить с извержением вулкана, его слова насчет крепкого сна определенно оказались правдой. Мы с Рией осторожно укрыли Галви, который так устал, что едва держался на ногах, краем плаща шута. Затем на нас навалилась усталость, и мы буквально упали на жесткие камни. Сжимая в руках посох, я провалился в сон.

Прошло совсем немного времени, и первые лучи утренней зари, как ласковые пальцы, коснулись моего лица. Очнувшись, я обнаружил, что Бамбелви уже в поте лица пытается произвести впечатление на маленького Галви своим шутовским искусством. Заметив испуганное выражение на круглом лице малыша, я понял, что успехами он пока не может похвастаться.

– Вот почему, – объяснял унылый шут, – меня называют Бамбелви Весельчаком.

Галви смотрел на него глазами, полными слез.

– А теперь позволь продемонстрировать тебе еще один из моих талантов шута. – Бамбелви яростно затряс головой, загремел бубенчиками и плотно завернулся в плащ. – Сейчас ты услышишь знаменитую загадку о колокольчиках.

Риа, которая тоже проснулась и наблюдала за происходящим, хотела возразить. Но я поднял руку.

– Давай уже, наконец, выслушаем эту загадку, будь она неладна. За эти несколько недель он все уши нам прожужжал о ней.

Она усмехнулась.

– Да, думаю, ты прав. А ты готов съесть свои башмаки, если кто-нибудь из нас засмеется?

– Готов. – Я облизал губы с таким видом, будто всю жизнь мечтал о таком деликатесе на завтрак. – А затем, если нам повезет, мы найдем что-нибудь повкуснее в деревне народа Слантос.

Бамбелви откашлялся, отчего его многочисленные дряблые подбородки задрожали.

– Вот теперь можно начинать, – объявил он. И замолчал в ожидании ответа, словно не мог до конца поверить в то, что ему позволили рассказать эту несчастную загадку.

– Ну, мы ждем, – поторопил его я. – Но не собираемся ждать весь день.

Рот шута широко раскрылся. Затем закрылся. Снова открылся. Снова закрылся.

Я подался вперед.

– Ну что?

На лице Бамбелви отразился ужас. Он еще раз откашлялся. Топнул ногой по высохшей земле, зазвенел колокольчиками. Но не произнес ни слова.

– Так ты будешь загадывать нам эту свою загадку или нет?

Шут прикусил губу и с мрачным видом покачал головой.

– Прошло… слишком много времени, – пробурчал он. – Слишком много людей за все эти годы запрещали мне ее загадывать. И вот теперь, когда вы мне разрешили, я не могу… ее вспомнить! – Он испустил тяжкий вздох. – Истинная правда, истинная правда, истинная правда!

Мы с Рией выпучили глаза, а Галви ухмыльнулся от уха до уха. Мальчик обернулся ко мне.

– А вы отведете меня в деревню? С вами я чувствую себя в безопасности.

Я похлопал ссутулившегося Бамбелви по плечу.

– Возможно, в один прекрасный день ты ее вспомнишь.

– Если это и случится, – пробормотал он, – я, скорее всего, провалю представление.

Через несколько минут наш маленький отряд уже шагал навстречу солнцу, поднимавшемуся над горизонтом. Как обычно, мы с Рией шли впереди, но сейчас я нес на плечах Галви. Бамбелви, еще более мрачный, чем обычно, ковылял последним.