Необыкновенные приключения «русских» в Израиле - Инна Карташевская

Оксана, сама по национальности русская, приехала в Израиль с мужем евреем и двумя детьми. Здесь она родила третьего и надо сказать, на нее огромное впечатление произвели и роды с обезболивающими уколами и огромное приданное для новорожденного, которое, как оказалось, вручают здесь мамам в роддоме. Пока они с мужем учились в ульпане и получали достаточно денег на них самих и на детей, все шло хорошо. Потом Оксана, которая была по специальности учительницей музыки, пошла учиться в ульпан Бет, а муж ее стал искать работу, но исключительно по специальности. Какую работу по специальности мог найти здесь средней руки фотограф, было непонятно. Чтобы снимать свадьбы и другие торжества, нужна была дорогая аппаратура, хорошая команда и деньги на рекламу. У него не было ни одного, ни другого, ни третьего, а детей кормить было нужно. Помыкавшись и не желая, как другие мужчины пойти работать на стройку или на какой-нибудь завод, он нашел самый лучший выход из положения, правда, для себя самого, а именно, просто сбежал от семьи и пристроился у какой-то женщины со стабильным доходом, готовой его содержать. Оставшись одна с тремя маленькими детьми, Оксана еще раз доказала, что настоящие мужчины это женщины. Во-первых, несмотря на то, что официально она не была разведена с мужем, она добилась того, что ее признали матерью-одиночкой и стали платить прожиточный минимум на троих детей и дали государственную, то есть бесплатную четырехкомнатную квартиру. Другая на ее месте на этом бы и успокоилась и перебивалась вместе с детьми на пособие, с которым от голода не умрешь, но ничего лишнего и позволить было нельзя ни себе ни детям. Но Оксана была не такая. Ее дети не должны были жить хуже, чем те, у кого кормильцами были и мать, и отец. Продолжая учиться, теперь на курсах для подтверждения диплома учителя музыки, она бралась за любую работу, чтобы ее дети были хорошо одеты, ходили на занятия в платные кружки, раскатывали на велосипедах, скейтбордах и роликах, как в общем-то, детям и полагалось.

Сначала она подрабатывала по вечерам на заправке или на мойке машин, официанткой в свадебных залах, и разносила флаеры. Потом она открыла для себя хлебозавод и стала ходить туда. Все это она как-то рассказала Рите, рассказала просто так, улыбаясь, а, не жалуясь и не требуя сочувствия. С тех пор для Риты она стала чем-то вроде символа мужества и терпения и теперь, идя к ней Рита старалась тоже себя не жалеть, а относится к тому, что ей придется пойти на такую тяжелую работу, как к интересному приключению.

В конце концов, все в жизни надо испытать, хотя бы чтобы потом было с чем сравнить, говорила она себе по дороге. Да и посмотри на Оксану, она же работает, не умирает, и ты не умрешь, хотя чего стоит уже только одно то, что встать нужно будет в четыре утра.

Но она встала, проклиная все на свете, сделала себе бутерброды и взяв с собой, как и советовала ей подруга, свой самый старый и страшный спортивный костюм и не менее страшную косынку, которую при других обстоятельствах в жизни бы не надела, и отправилась на остановку ждать первый автобус. Оксана уже была там, рядом с ней стояли еще несколько горемык, которых злая судьба также безжалостно выгнала в такую рань из дому. А больше никого на улице вообще не было. Первый автобус пришел в пять утра, они доехали в нем до нужной остановки, потом еще долго шли пешком. Рита, прожившая к тому времени уже почти год в Кирьят-Ате, оказывается даже не имела понятия, что в этой стороне тоже есть жизнь. У проходной завода уже стояли несколько женщин, терпеливо ожидая, когда охранник соизволит выйти к ним и отберет тех счастливиц, которым сегодня удастся, простояв четырнадцать часов у конвейера, заработать целых семьдесят шекелей. Рита и Оксана тоже встали в очередь и не успели они переброситься несколькими фразами с другими женщинами, как сзади подошли еще люди и вскоре за ними выросла приличная толпа.

— Ну, сегодня охраннику будет над кем поиздеваться, — сказала одна женщина, — вон какой у него большой выбор.

— Да, сегодня, наверное, он меня не возьмет, — вздохнув, откликнулась другая, — сегодня молодых много.

А что? — испугалась Рита, услышав то, что они говорили, — может еще быть, что на работу не возьмут? И окажется, что мы еще и даром приехали?

— Не волнуйся, тебя возьмут, — шепотом успокоила ее Оксана. — Молодых и симпатичных они всегда берут. Это пожилые женщины переживают, их берут потом в последнюю очередь.

Рита тут же почувствовала себя виноватой. Из-за нее эти женщины могут не получить работу, а им ведь, наверное, она очень нужна. Но ведь мне тоже она очень нужна, попыталась оправдаться она перед собой, и я не виновата, что я молодая и, чего скромничать, хорошенькая. И потом все равно меня тоже могут не взять. Где же этот чертов охранник? Почему он продолжает спокойно сидеть за воротами в своем домике, когда здесь уже собралось столько народу?

Оказалось, что охранник ждет мастера, который скажет ему, сколько человек брать сегодня, и вот тогда-то он и выйдет и сможет вдоволь потешиться, выбирая одних только по одному ему известным критериям, и безжалостно отсылая домой других. А пока им ничего не оставалось, как только покорно стоять и ждать. От скуки Рита стала прислушиваться к разговорам соседок, которые уже успели объединиться или наоборот скорее разбиться на небольшие группки. Во всех группах в основном обсуждали все те же полуфантастические истории о том, как кто-то из олимов случайно на улице или в супере или еще где-нибудь разговорился с израильтянином, и тот оказался очень богатым и влиятельным человеком, и устроил всю семью на хорошие работы, или купил им мебель, или подарил им свою еще далеко не старую машину, или вообще, если это оказалась одинокая женщина, взял ее и ее ребенка на полное содержание. Других тем для разговоров в этой очереди не было.

Рите уже стало надоедать выслушивать эти глупости, когда, наконец подъехал небольшой автобус. Из него высыпали арабы, человек пятнадцать во главе с высоким и очень красивым парнем. Рита бы даже залюбовалась им, если бы он не дополнил свой наряд, состоявший из хороших дорогих футболки и джинсов и классных кроссовок, по женски завязанным под подбородком клетчатым платком, точь-в-точь таким, как и у осточертевшего всем нормальным людям вождя палестинского народа, обезьяноподобного Яссира Арафата. Равнодушно глянув на собравшуюся толпу «русских», он прошел вместе со своими людьми в заветную калитку, с готовностью распахнутую перед ними охранником-израильтянином и, бросив ему небрежно несколько слов, исчез в глубине заводского двора. И тут вдруг Рита поняла, что имел в виду Саша, когда сказал, что арабы и евреи здесь враги, но они свои друг для друга. Они выросли здесь на одной и той же земле, они учились в школах почти по одинаковым программам, они десятками лет работают вместе на одних и тех же заводах и скорее всего и мыслят одинаково, в том смысле, что «русские» и для тех и для других чужие, пришельцы, от которых еще неизвестно чего можно ожидать, и которые вполне реально могут потеснить и тех и других с насиженных мест.

Наконец, то, чего так долго ожидала очередь, свершилось. Молодой охранник вышел за ворота и стал отбирать тех, кто сегодня будет работать. Он пропустил двух и вдруг сказал следующей женщине, кстати, не пожилой, а средних лет, чтобы она уходила.