Одержимость справедливостью - Александр Эл

обязанности, но появлялся редко, говорили что у него проблемы с сердцем. После скандала с анонимкой, жизнь сыграла с ним ещё одну из своих непредсказуемых шуток и добила окончательно. Директор судился с неким колхозом. Именно судился, колхоз судил его, а он судил колхоз. От этого директор ещё постарел и едва ноги переставлял. Если бы не суд, куда я пошёл за компанию со всеми нашими, чтобы директора там поддержать, я никогда бы не узнал что произошло, и что такое вообще возможно.

Покатавшись с женой вокруг дома на своём новеньком авто, договорились, что снаружи машину моет сам директор, а жена следить за чистотой внутри. Согласились, что это не квартира, и снимать обувь в ней не обязательно. Тем более, что собака всё равно будет грязными лапами в машине пачкать. Детей у них не было. Когда в преддверии пенсии подарили щенка, старики стали отдавать ему всю свою нежность, не заметив, как пёсик вымахал в мрачное чудовище, здоровенного дога, с обрезанными ушами и хвостом.

Дождавшись хорошей погоды, директор, наконец, впервые выехал на пленер. Хотелось побыть одному, забыть кошмар на работе, на пенсию, на пенсию! Угодили коллеги, ох угодили. Впервые он ехал один, без шофёра казённой машины, который не затыкаясь рассуждал о живописи, и вечно рвался заправляться. Директору не терпелось воспользоваться пожеланиями и опробовать подаренный роскошный этюдник. Он наденет берет и любимый шарфик, в тени ещё бывает прохладно, поставит этюдник на выдвижные ножки, и уйдёт в нирвану. А собачка сможет побегать.

Подходящий ландшафт нашёлся не сразу. Из-за баранки было плохо видно, мешали придорожные кусты. Пришлось съехать на узкую просёлочную дорогу. Даже не заглушив мотор, директор прошёл за кусты, подыскивая подходящее местечко для себя и автомобиля. Залюбовавшись блестящим на солнце маленьким озерцом в низине, он забылся в предвкушении творчества. Много лет назад совсем ещё молодым, он с восторгом смотрел на двух сельских учительниц нагишом заходившим вот в такое же озеро. Одна из них обернулась и махнула ему рукой, приглашая разделить радость общения с природой….

Внезапно картинка исчезла. Дикий грохот и свирепый рёв за спиной невольно заставил присесть. Только что было слышно, как хлопают крыльями бабочки. Неестественный, ворвавшийся в эту идиллию шум предвещал что-то ужасное. Обернувшись, директор оцепенел от картины достойной кисти художника.

Остановив машину рядом с чахлой изгородью из колючей проволоки, директор не обратил внимания на мирно пасущегося за ней быка. Ярко красный автомобиль, сверкая на солнце, урчал, подёргивался и издавал запах сгоревшего бензина, что вероятно привлекло внимание быка. Однако приблизившись, он был остановлен грозным рычанием, раздавшимся из-за полуоткрытых окон автомобиля. Метавшаяся внутри тень окончательно возмутила быка. По весу он был никак не меньше, а то и больше обидевшего его автомобиля. Сходу прорвав изгородь и поранившись при этом о колючую проволоку, бык разозлился ещё больше. Боднув автомобиль, он взбесил запертого в нём пса. Под мощными ударами окровавленного быка, автомобиль жалобно завывал клаксоном, а запертый в нём пёс зверел и бесновался внутри. На глазах директора крушился автомобиль, не успевший проехать и ста километров. В ужасе наблюдая эту картину, сделать он ничего не мог. Бык продолжал таранить автомобиль, до тех пор, пока пёс не смог вырваться наружу. Схватка неожиданно закончилась победой пса, ухитрившегося вцепиться в горло быка. Как описывал позже директор, довольный собой дог, гордо водрузился на побеждённого врага, в ожидании похвалы хозяина.

На суде не обсуждали, как директор, в предынфарктном состоянии, добрался домой. Не откладывая, он подал в суд на колхоз, которому принадлежал бык, в надежде возместить хотя бы часть убытков. Это же очевидно, что быка плохо привязали, раз он смог почти беспрепятственно добраться до автомобиля, случайно остановившегося на дороге, пролегавшей вдоль изгороди. Понятно было, что машину директору никто не вернёт, а другую никто уже не выделит. Однако и с этим возникла загвоздка. Колхоз подал на директора встречный иск за убытки, возникшие в результате потери племенного быка, только что купленного в Голландии, на валюту. Как выяснилось, бык стоил значительно дороже автомобиля, и директор, при всём желании, не смог бы компенсировать колхозу убытки. Суд долго не мог принять решение, но уже в ходе разбирательства стало понятно, что дело ничем не закончится, что и произошло, в конце концов. Правда удалось отстоять собаку и не дать её усыпить, поскольку агрессором был признан бык, а пёс честно охранял имущество хозяина, рискуя при этом собственной жизнью. В общем, директор лишился и машины, и денег, и вдобавок ко всему попал в больницу с сердечным приступом.

Глава-43 Вопрос — политический!

Поползли слухи, что вслед за директором Димка тоже уходит, неизвестно куда. Он стал редко появляться в своём кабинете, а на мои вопросы угрюмо отмалчивался. Сказал лишь, что попросили задержаться, пока не назначат новое начальство. То, что Фонд обезглавлен, почувствовали все. Хорошо отлаженная работа остановилась уже давно. По территории мастерских, в поисках виноватых бродили недовольные заказчики, зачастило самое разное начальство, но толку не было. Пьянка в запертых изнутри мастерских и подсобках, не прекращалась. На складе заканчивались материалы, бухгалтера лишившиеся премии, хамили без всякого повода. Я на себе почувствовал, что нет ничего хуже безвластия. Ходить на работу не было никакого смысла, поскольку ни работы, ни денег не было. Жизнь ещё теплилась лишь за счёт незавершённых, старых заказов. Уже начали ругать советскую власть и коммунистов, которые «не давали жить творческому человеку». Но жизнь не стояла на месте, и уже как было раньше стали сколачиваться бригады халтурщиков. Высокие материи отошли на второй план, всем просто нужны были деньги.

— Слушай, Петрович, что это за хрень такая, почему нам начальника не назначают? Невозможно бардак терпеть.

Пьянка только начиналась, в ход пошла лишь вторая бутылка. Пили без повода, что последнее время становилось привычным. Работу, ту что ещё была, делать не хотелось. Ощущение неопределённости, чувство — поганое. Даже если заставишь себя работать, всё равно толку не будет. В дверь, с разговорами и советами будут стучать другие бедолаги. Временное успокоение наступало лишь, когда собирались группками, как сейчас, побухать и потолковать. Вот так, за салом, с водкой и чесноком я и поинтересовался мнением Петровича, который слыл проницательным, и был сам себе на уме.

— Это, я тебе скажу, вопрос политический! — мудро заметил Петрович, поморщившись от жгучего чеснока.

— Не понял, при чём тут политика? — неуверенно спросил один из собутыльников.

— Не могут начальники определиться, — Петровичу удалось хлебом зажевать пекучий чеснок, и он продолжил, —