Время обнимать - Елена Минкина-Тайчер

Из машины в лифт Артем перенес ее на руках, не ступать же на снег в домашних тапочках! Горячие бедра под тонким халатом обжигали руки, он еле дождался медленно ползущей кабинки, еле пережил бесконечную смену цифр – пятый, седьмой, восьмой, десятый! Не помнил, как открыл дверь, чуть не поскользнулся на новом паркете (все-таки мама поменяла и в спальне!). Твоя единственная женщина не станет жеманничать и повторять ненужные слова, не отправится на кухню или в душ, а только молча раскинет руки и застонет в объятьях, и душа твоя улетит и вернется, сто раз улетит вместе с ликующим телом и вернется, и обретет наконец восторг и успокоение.

– Я никогда больше тебя не отпущу! Никуда и никогда!

Господи, как она смеялась, как прижималась пылающей щекой к груди. К его грубой мужской груди, недостойной такой награды.

– А как же ты пойдешь на работу? Спрячешь меня за пазухой?

– Да, спрячу!

– А как же я буду рисовать?

– Так и будешь рисовать, у меня за пазухой. В крайнем случае в моем доме. Только не вздумай опять ускользнуть.

– А если ускользну? Улечу, как Снежная королева, или растаю, как Снегурочка? Ты будешь сердиться?

– Нет, я никогда не буду на тебя сердиться. Я просто умру.

На следующий день они отказались от комнаты в Кузнечном переулке. Хозяйка, начала было ворчать, но Артем не торгуясь заплатил за месяц вперед и тут же забрал вещи. На губах горел аромат ее кожи, руки начинали дрожать при одном воспоминании о запрокинутой в поцелуе голове и копне светлых волос на подушке. В субботу они отправились за покупками, долго бродили, взявшись за руки, любовались на золоченую мебель с гнутыми ножками, хохоча вспоминали Кису Воробьянинова. В конце концов Валя выбрала зеркало с тумбочкой и лампу волшебного персикового цвета, словно специально под цвет ее лица. Уже стемнело, мягкий пушистый снег кружился в свете фонарей, и вместе с ним кружилась голова, и хотелось закрыть глаза и поверить наконец, что это не сон. Машина легко тронулась с места и понеслась по проспекту.

Они поженились в начале марта. Валя очень хотела настоящее свадебное платье из дорогого салона – только один день побыть принцессой, только несколько часов. Артем безоговорочно соглашался, хотя больше всего любил ее коротенький сарафан на лямочках, открывающий ноги и хрупкие плечи. Муся никак не могла выбрать между строгим нарядом из шерсти и шелковым, но устаревшего фасона, и на всех обижалась. Мама в темно-синем невозможно элегантном платье и Петр в замшевом пиджаке с темно-красной бабочкой несомненно стали украшением праздника, особенно на фоне бесцветной Валиной матери и отчима в траурном черном костюме. Больше Тёма ничего не запомнил, кроме очень громкой музыки. Только когда остались наконец одни и Валя в чем-то кружевном, жутко соблазнительном (как будто можно было еще больше его соблазнить!) улыбнулась и откинула на край кровати мешающую подушку, он понял – да, сбылось!

Страшно поверить, но в свои двадцать шесть он имел все – высокооплачиваемую работу, японский автомобиль, собственную квартиру и самую нежную и очаровательную женщину, какую только можно пожелать.

Потом Артем много раз пытался вспомнить, когда появилось неясное чувство тревоги и близкого несчастья? С чего началось? Может быть, с неприятностей на работе? Нет, фирма процветала, Артему дважды повышали оклад (было страшно подумать, сколько зарабатывает сам Андрей Федорович), но от тупой многочасовой гонки болела голова и все больше нарастало чувство отвращения. Бухгалтер с красным диплом! Андрей Федорович располнел, заматерел и брался теперь только за очень крупные договоры. Артем старался не задумываться о проходящих через его руки суммах – пятьдесят миллионов долларов, сто пятьдесят, пятьсот. Появлялись никому не известные названия фирм, с которыми уже знакомые клиенты, и целые предприятия заключали миллионные контракты, потом эти фирмы исчезали, как фантомы, валюта уходила в иностранные банки, в своем кругу данные операции назывались обналичиванием или, еще проще, отмыванием денег. Достаточно финансового техникума, а не красного диплома ЛГУ, чтобы разобраться. Андрей Федорович, глядя на каменное лицо Артема, зло усмехался:

– Да, мой мальчик, считай, что ты на Уолл-стрит 1920 года, начальный капитал делается именно так. Они раньше начали и сегодня позволяют себе забыть. Будь спокоен, мы тоже забудем!

Если бы можно было забыть прямо сейчас! С каждым днем ненавистной работы все больше хотелось куда-то уехать или улететь, да, улететь очень далеко и высоко, неспешно пожить на берегу просторного горного озера, посидеть с удочкой или просто поваляться на поляне. Почему-то именно озеро вставало перед глазами, огромное зеркало воды с отраженными горными вершинами и бескрайними зарослями травы и цветов. Но все коллеги и знакомые «их круга» с упоением говорили только о покупках – новых автомобилях, антикварной мебели, бриллиантах. И в поездках ценили только модные курорты, роскошные отели и бассейны, голубые от плитки и растворенных химикатов. Иногда Артему казалось, что он сейчас задохнется, утонет в пошлости и скудости разговоров. Куда его занесло, зачем? Карету мне, карету!

Если бы забыть или лучше совсем не знать, что Саша получил профессора и ставку в университете. Да, Саша Цейтлин, мой первый друг, мой друг бесценный, после нескольких лет молчания объявился! Благодарение Богу и развитию компьютеров! Первые два года в Америке Саша страшно вкалывал на самых разных работах и еще по вечерам развозил пиццу, но все-таки прорвался в магистратуру и сразу по окончании взялся за докторат. Учиться оказалось ничуть не сложнее, чем в ленинградском вузе, даже интереснее. И вот теперь получил место старшего преподавателя и собственный кабинет! Зарплата, конечно, скромная, профессор вам не директор банка, но зато атмосфера университета. Жаль, что невозможно описать все сразу: кампус, семинары и диспуты студентов, старый парк, конференц-зал и особенно библиотеку! (Отдельным файлом прилагалась фотография библиотеки с тяжелыми кожаными креслами и стеллажами темного дерева – декорация к спектаклю «Из жизни профессора»). Но главное, Тёма, главное – круг общения! Среди преподавателей встречаются потрясающе интересные люди, можно слушать и спорить до полуночи. Кстати, кажется он собрался жениться. Анна Дэвис, аспирантка с кафедры английской литературы. Никогда не думал, что с женщинами кроме сексуальной близости может быть настоящее духовное родство.

Валя! Валя – его радость и мука. Вот отчего ныло сердце и хотелось закричать от отчаяния. Она жила с ним в одном доме, спала в одной постели, ласково улыбалась по утрам, но ее не было! Словно прекрасная оболочка, слепленная природой для восхищения – стройные ноги, нежный овал лица, глаза в золотых крапинках, трогательная, почти детская грудь. Для восхищения, но не для жизни.

Сначала Артем думал, что все дело в Художественной академии. Валя не прошла, причем уже второй раз. Как и в первый, сразу после приезда из Смоленска, приемная комиссия забраковала почти все ее работы. Артем искренне сочувствовал, ругал предвзятость экзаменаторов, но в глубине души, мучаясь и сгорая от стыда, был рад. Эти потенциальные однокурсники, наглые бородатые гении, привыкшие к натурщицам и обнаженному телу, наверняка сведут с ума любую женщину. И кто сказал, что художником можно стать только в Академии, а писателем в Литературном институте? В конце концов, существуют частные уроки для развития техники, а дальше все зависит только от самого человека. Учитель легко нашелся и стоил вполне реальных денег, Валя немного ожила, потащила Артема в Гостиный двор за новыми платьями, весь вечер крутилась перед зеркалом, окончательно сводя его с ума. Но через несколько дней вернулись молчание и отчужденность.