Дочь викинга - Юлия Крен

– Да у тебя же кровь идет! – вдруг вскрикнула Бегга.

И действительно, из-под повязки, которую Руна соорудила из куска волчьей шкуры, вытекла тонкая струйка крови. Только сейчас их взгляды встретились и Гизела впервые увидела в глазах Бегги привычную заботу.

– Все не так уж плохо, – торопливо пояснила она. – Но что же нам теперь делать?

Служанка беспомощно пожала плечами:

– Гагон не поехал с твоим отцом в Лотарингию, хотя он оттуда родом. Он остался здесь.

Она произнесла это имя с презрением. Гагона, любимца короля, презирали многие. А Фредегарда так и вовсе его ненавидела. В конце концов, именно он настоял на свадьбе Гизелы и Роллона.

– Нельзя, чтобы он узнал о моем возвращении! – в ужасе воскликнула принцесса.

Бегга опустила глаза:

– Я тоже так считаю. Наверное, тебе стоит прежде всего поговорить с епископом Реймса.

Епископ Реймса был могущественным человеком, а сам Реймс находился недалеко от Лана. Впрочем, тот же епископ одобрил брак Гизелы и Роллона.

– Я могу… послать к нему гонца, – предложила Бегга.

– Но прежде… – принцесса лихорадочно раздумывала, – ты должна освободить из тюрьмы ту девушку. Ее зовут Руна. Она спасла меня и…

Бегга притянула воспитанницу к себе. Ее объятия показались Гизеле не такими нежными, как раньше, словно кормилица пыталась не утешить ее, а заставить замолчать.

– Потерпи, все образуется, – пробормотала Бегга, не вступая в спор по поводу Руны. – Для начала нам нужно обработать твою рану. А потом тебе следует переодеться и поесть.

Через два часа Гизела немного успокоилась, и все ее тревоги показались ей необоснованными. Девушка была счастлива, потому что ей больше не нужно было мерзнуть и голодать.

Правда, Бегга не позволила ей сходить в термы, чтобы хорошенько помыться, но Гизела хотя бы обтерла тело влажной губкой. Бегга промыла ее рану травяной настойкой с едким запахом, а потом наложила свежую повязку. От настойки рана словно загорелась, но после всего пережитого Гизела легко перенесла новую боль. Бегга причесала ей волосы гребнем. Косы девушки все еще казались грязновато-серыми, а не пшеничными, как раньше, но в них хотя бы не осталось веточек и листьев. А самое главное, Гизела наконец-то переоделась в свежую одежду. Принцесса надела несколько нижних юбок. Все они были простыми, зато чистыми и не рваными. Голову Гизела обвила виттой. Эта лента тоже не соответствовала ее положению: витта была сделана изо льна, а не из шелка. Зато она была мягкой и гладкой.

В какой-то момент Бегга оставила девушку одну, отправившись за едой. Только теперь Гизела смогла осмотреть комнату, в которой находилась.

Обстановка была очень скромной, особенно по сравнению с детской Гизелы. Не было ни мягких пуховых подушек на кровати, ни каменного камина, но все же тут было не так грязно, как в крестьянских домах. Окна закрывала плотная ткань, и потому даже днем приходилось зажигать лампы, свисавшие с потолка. Рядом с кроватью стоял маленький столик, вокруг него – три деревянных стула, немного поодаль – дубовый сундук.

Наверное, именно тут жила Бегга с тех пор, как уже не могла спать в кровати Гизелы.

Когда служанка вернулась с едой, принцесса наконец смогла насытиться. Гизела залпом выпила стакан грушевого сока и обожгла язык супом, в котором плавали ломтики хлеба. Но эта боль была ничто по сравнению с чувством сытости. Принцесса давно уже не ела ничего, приправленного специями, и теперь язык у нее горел – не только от ожога, но и от жгучего привкуса перца, тмина и кориандра. Не успела она проглотить и пару ложек, как отвыкший от обильной пищи желудок заурчал, но, несмотря на тошноту, Гизела не могла остановиться. Кроме супа Бегга принесла ей гусиную ножку, уже остывшую и немного жестковатую, но зато зажаренную, а не сырую.

Только наевшись, Гизела смогла продолжить разговор.

– Руна! – воскликнула она, дожевав последний кусок. – Ты выяснила, что они сделали с Руной? Ей тоже нужно переодеться и поесть!

Бегга погладила девушку по щеке. Похоже, служанка хотела успокоить Гизелу, проявить нежность, но ее рука дрожала, как и голос.

– Я позабочусь об этом, а ты пока ложись и поспи.

– Но эти стражники! Они ведь потащили ее в темницу!

Вдруг они ей навредят?! – в ужасе закричала Гизела. – Бегга, ты должна…

– Я позабочусь об этом! – Резко отдернув руку, служанка отшатнулась и вновь опустила голову. – Я посмотрю, как она, а потом пошлю гонца к епископу Реймса. Его преосвященство должен знать о том, что ты в Лане. А ты, Гизела, пока что отдохни. Когда ты проснешься, все будет в порядке.

Развернувшись, Бегга вышла из комнаты. Прежде кормилица всегда укладывала Гизелу в постель, укутывала ее одеялом, и теперь принцессе было как-то не по себе. Кроме того, пища камнем лежала у нее в желудке.

Подойдя к лежанке, Гизела села и провела ладонью по мягкому чистому льну. Девушку подташнивало, голова у нее раскалывалась. Принцессу зазнобило, и она укрылась одеялом. На лбу у нее выступили капли пота – то ли из-за болезни, то ли из-за раны. Но почему-то Гизела не чувствовала усталости. В ней нарастало беспокойство – то же самое она испытывала в Руане, в лесу, в реке, по дороге в Лан. Что-то было не так – и дело было не только в том, что ее родители уехали, она лежала в чужой комнате, а Бегга не смотрела ей в глаза. Изменилась сама Гизела. С той самой ночи в Руане, когда она вышла из кухни, ища уборную. С той самой ночи, когда она подслушала разговор Полны и Таурина и попыталась предупредить Эгидию. Конечно, тогда принцесса действовала опрометчиво и оказалась в тюрьме, где и сидела бы до сих пор, если бы не Руна. Но но крайней мере она что-то сделала, а не просто ждала.

Вот и сейчас Гизела не могла ждать. Откинув одеяло, девушка встала, надела сапоги, которые принесла ей Бегга, закуталась в накидку и вышла в коридор. Там было пусто. Медленно, но решительно Гизела пошла вперед. Коридор привел ее к какой-то двери. Принцесса понятия не имела, что находится за этой дверью, а главное, не понимала, почему ей так тревожно.

А потом она услышала голос Бегги, громкий и отчетливый:

– Сейчас она спит. Она верит мне.

– Вот и хорошо. Пускай она думает, что все в порядке. И никому не говори о том, что она здесь.

Гизела сразу узнала этот голос. Она нечасто беседовала с этим человеком, но он слегка гнусавил, и это ей запомнилось. С Беггой разговаривал Гагон, советник ее отца. В этом не было никаких сомнений. И они говорили о Гизеле, хотя Бегга и уверяла свою воспитанницу в том, что Гагону нельзя знать о ее появлении в городе.

Только теперь Гизела поняла, почему ее кормилица прятала глаза и уложила ее спать в комнате для слуг.

Девушка зажала рот рукой, чтобы не вскрикнуть от ужаса. Предательство Бегги ранило ее больнее стрелы – ведь на этот раз рана открылась не на ноге, а в сердце.