Крестики-нолики - Иэн Рэнкин

– Можно посмотреть список? – Он протянул руку, устремив на охранника властный взгляд. Тот, поколебавшись, отдал ему дощечку. Ребус принялся с бешеной скоростью изучать список в поисках хоть какой-нибудь зацепки, подсказки: анаграммы либо фамилии, имеющей второй смысл.

Долго искать не пришлось.

– Иэн Уззел, – прошептал он еле слышно. Иэн Уззел. Гордиев узел. Рифовый узел. Гордиев риф. Почти как мои имя и фамилия. Ему стало интересно, почуял ли его присутствие Гордон Рив. Он-то присутствие Рива почуял. Свершилось: Рив был где-то рядом, всего в нескольких шагах от него – возможно, на расстоянии одного лестничного марша.

– Где работает Иэн Уззел?

– Мистер Уззел? В детском отделе. Он занят неполный рабочий день. На редкость порядочный человек. А что? Он что-нибудь натворил?

– Он сегодня на службе?

– По-моему, да. Кажется, он приходит на два часа в конце дня. Послушайте, в чем все-таки дело?

– Детский отдел, говорите? Это внизу, да?

– Так точно. – Охранник разнервничался. Неприятности он чуял за версту. – Я только позвоню вниз и скажу ему…

Ребус навалился на конторку, очутившись нос к носу с охранником:

– Только попробуй! Если ты ему звякнешь, я вернусь и запихну этот телефон тебе в задницу так глубоко, что ты и вправду научишься звонить по внутренней связи! Понял намек?

Охранник нерешительно и робко закивал, но Ребус, повернувшись к нему спиной, уже направлялся к тускло освещенной лестнице.

В библиотеке пахло потрепанными книгами, сыростью, медью и политурой. Для Ребусова обоняния это был запах противоборства, запах, который он вряд ли забудет. Он спускался вниз, в самое сердце библиотеки, и этот запах постепенно превращался в зловоние его камеры, аромат вересковой пустоши во время ночных марш-бросков, стойкую хлорную вонь солдатских душевых – всего пережитого им кошмара. Он стал различать запахи цветов, звуков, ощущений. У этого чувства было название, но в тот момент Ребус не смог его вспомнить.

Он принялся считать ведущие вниз ступеньки и при помощи этого упражнения немного успокоился.

Двенадцать ступенек, потом поворот за угол и еще двенадцать. Тут он оказался перед стеклянной дверью с нарисованной картинкой: плюшевый медвежонок со скакалкой. Медвежонок улыбался во весь рот. Ребусу показалось, что он улыбается, насмехаясь над ним. Входите, входите, кто бы вы ни были! Ребус заглянул сквозь стекло внутрь помещения. Поблизости не было ни души. Он бесшумно открыл дверь. Ни детей, ни библиотекарей. Но он услышал, как кто-то ставит книги на полку. Звук доносился со стороны перегородки, перед которой стоял стол выдачи книг. Ребус на цыпочках подошел к столу и нажал кнопку маленького звонка.

Из-за перегородки, мурлыча что-то себе под нос, смахивая с ладоней невидимую пыль, вышел постаревший, располневший, улыбающийся Гордон Рив.

Он и сам был немного похож па плюшевого медвежонка. Ребус крепко ухватился руками за край стола.

Завидев Ребуса, Гордон Рив перестал мурлыкать, но улыбка продолжала блуждать у него на лице, придавая ему вид безобидного, нормального, внушающего доверие человека.

– Рад тебя видеть, Джон, – сказал он. – Значит, все-таки выследил меня, старый черт! Как поживаешь?

Он протянул Ребусу руку. Но Джон Ребус знал, что если он оторвет пальцы от края стола, то сразу же рухнет на пол.

В один миг он вспомнил Гордона Рива, восстановил в памяти все подробности их совместного заточения. Вспомнил жесты этого человека, его насмешки и помыслы. Они были кровными братьями, вместе стоявшими насмерть, почти научившимися читать мысли друг друга. И вновь им предстояло стать братьями по крови. Ребус увидел это в безумных, ясных глазах своего улыбающегося мучителя.

Он почувствовал, как волна ярости захлестывает его так, что заломило в висках, загудели барабанные перепонки. Ну что ж, отлично. Именно это ему сейчас необходимо.

– Мне нужна Саманта, – заявил он. – Живая, причем немедленно. Потом мы сможем все уладить любым способом, который ты предложишь. Где она, Гордон?

– Знаешь, как давно никто меня так не называл? Я так долго пробыл Иэном Уззелом, что уже почти перестал считать себя каким-то Гордоном Ривом. – Он улыбнулся, заглянув Ребусу за спину. – А где же кавалерия, Джон? Только не говори, что ты пришел один. Это ведь, кажется, нарушение процедуры?

Ребус прекрасно понимал, что правду говорить нельзя.

– Не волнуйся, все за дверью. Я зашел поговорить, но там у меня полно друзей. Твоя песенка спета, Гордон. А теперь скажи мне, где Саманта.

Но Гордон, посмеиваясь, медленно покачал головой:

– Брось, Джон! Не в твоем стиле кого-то приводить с собой. Ты забываешь, что я тебя знаю. – Он говорил с трудом, словно на него вдруг навалилась усталость. – Я тебя отлично знаю. – Маска добродушия, почти приросшая к его лицу за эти годы, постепенно исчезала. – Нет, ты наверняка один. Совсем один. Так же, как я когда-то, помнишь?

– Где она?

– Не скажу.

Не могло быть никаких сомнений в том, что этот человек безумен – возможно, он был таким всегда. Он выглядел так же, как тогда, перед тяжким испытанием в камере, на краю бездны, разверзшейся в его собственном рассудке. Бездны, особенно страшной тем, что даже он сам не мог ее контролировать. Улыбавшийся, окруженный яркими плакатами, глянцевыми рисунками и книжками с картинками, он был самым опасным человеком, какого только Ребус встречал за всю свою жизнь.

– Почему?

Рив посмотрел на Ребуса с изумлением. «Никогда не слышал более наивного вопроса», – читалось в его взгляде. Он покачал головой, по-прежнему улыбаясь – это была улыбка шлюхи, холодная, профессиональная улыбка убийцы.

– Ты знаешь почему, – сказал он. – Ты все знаешь. Потому что ты покинул меня в беде – а ведь мы были в руках врага. Ты дезертировал, Джон. Дезертировал, бросив меня на произвол судьбы. Ты знаешь, какое наказание за это полагается? Знаешь, какое наказание полагается за дезертирство?

В голосе Рива звенели истерические нотки. Пытаясь успокоиться, он снова захихикал. Ребус копил в себе ярость, разгоняя по телу адреналин, сжимая кулаки, напрягая мышцы.

– Я знаю твоего брата.

– Что?

– Твоего брата Майкла – я его знаю. Ты в курсе, что он торгует наркотиками? Скорее, правда, посредничает. Как бы там ни было, у него куча неприятностей, Джон. Одно время я был его поставщиком. Достаточно долго, чтобы разузнать все о тебе. Майклу страшно хотелось убедить меня в том, что он не подсадная утка, не полицейский осведомитель. Он готов был все про тебя выболтать, Джон, лишь бы мы ему поверили. Он всегда считал, что за моей спиной стоит целая организация, а на самом деле эти «мы» были представлены моей скромной персоной. Ну, ловко я это обстряпал? С твоим братом я разделался. Он уже залез в петлю, не правда ли? Можно назвать это дополнительной страховкой.