Игрушка для хищника - Кира Шарм

Закрывала лицо руками и заставляла отогнать от себя все глупые ревнивые мысли.

Я должна была ему верить. Должна была. Иначе — зачем все это, зачем тогда МЫ?

Мы стали одним целым, — и иначе быть не должно, не может. А, значит, я должна ему верить. Должна доверять. Полностью. Без остатка. До донышка. Даже глазам своим верить не должна, — только его слову, только тому, как он на меня смотрит, когда целует. Только тому, что чувствую в биении его сердца.

И все равно, — как зверь, что заперт в клетке, бродила по огромному дому. Не зная, где он, не получая от него звонка, — до поздней ночи, до бессонных ночей в холодной постели, только вздрагивая, когда он возвращался, — бесшумно поворачивал ключ в двери, но сердце уже начинало колотиться, чувствуя его присутствие. Воздух появлялся. И я сама начинала оживать.

Он ложился рядом и нежно проводил руками по моему лицу, по шее. Шептал те самые бессвязные, безумные слова, от которых, как от его дыхания, кровь начинала разгоняться по венам, — будто застывшая, заледеневшая прежде.

Я делала вид, что сплю. А он не пытался меня будить, гладя по щекам и перебирая пряди волос. Только съеживалась и замирала под его руками.

Не знаю, почему.

Может, мне просто было страшно. Страшно пошевелиться и все испортить. Разрушить что-то, что стало вдруг казаться слишком хрупким. Или просто самой нужно было привыкнуть к этому новому Тигру? И чувствовать, что он любит меня, как и раньше, — даже когда я сплю, когда сама не тянусь за его ласками?

Наверное, да.

То, что он любил меня вот так вот, — спящую, не слышащую его слов, оживляло меня развеивая все дневные страхи и переживания. Он оставался таким же. Частью моего сердца, куском моей собственной души. И в эти минуты я доверяла ему безраздельно. Твердо зная, что все, что происходит там, за пределами нашей любви и этого дома, — просто маска, игра, роль, которую ему нужно исполнять. В эти короткие минуты я верила. Верила его пальцам и тихому шепоту гораздо больше, чем ответам на все мои вопросы, которые он мог бы мне дать. Ведь это, — и лишь это — самое важное. Верить тому, кого ты любишь. А иначе… Иначе все не имеет смысла. Иначе нужно разрывать все, пусть даже отрывая с мясом, с куском собственной души. Пусть даже истекая кровью. Если не можешь доверять и доверится, — всецело, — то лучше просто молча уйти.

Но ночь заканчивалась, он уходил с рассветом, — неизменно идеальный, будто сошедший с картинки журнала, — и все страхи снова наваливались на меня.

Тигр.

… Дорогой ценой мне обошлись земли Маниза. Очень дорогой. Но когда у тебя нет даже в голове шансов не дойти, — дойдешь. Голову сложишь, а дойдешь. А у меня их с детства нет, иначе давно бы сдох в какой-нибудь канаве.

На входе пришлось пожертвовать неделей сна и солидной частью акций очень серьезной компании. Зато на выходе я получил своего Генерального прокурора, засадив прежнего за связь с преступным миром и однозначный сговор с криминальной мелочью, дал ему фас на очень пристальное внимание к одному белобрысому бизнесмену и естественно, обелил имя ни в чем неповинного Маниза. Даже компенсацию с прежнего прокурора для него срубил.

Дело было охренеть, каким громким.

Все СМИ только об этом и кричали, забыв даже об очередных показах мод и светском блядстве.

А вот со Светой мы практически не виделись.

И теперь я был даже рад, что так, пусть неказисто, а обозначил свои намерения и услышал ее да. Сам не ожидал, что так надолго застряну. А она — точно бы сбежала, решив что не нужна мне.

— Малыш, — совершенно измотанный добираюсь, наконец, до дома и падаю рядом на диван. — Все. Я освободился, — притягиваю ее к себе, несмотря на попытки что-то там пролепетать. Не до разговоров мне, — я за неделю наговорился. Мне ее по-другому нужно.

Накрываю пальцами губы и зарываюсь лицом в волосы.

Что-то еще пытается сказать, выкрутиться, но таки замирает, а после и сама, обняв, прижимается ко мне.

Знаю, о чем поговорить хочет.

Но я не собираюсь превращать собственную жизнь в выслушивание упреков подозрительной и недоверчивой жены и, уж тем более, — в пояснения, где был и чем занимался.

— Светттта, — рывком опрокидываю к себе на колени и подтягиваю к груди. — Ты — моя. Ты что думаешь, — я буду держать тебя в доме, звать замуж, а сам по блядям, что ли, бегать?

— Ты не ночуешь дома, — всхлипывает.

— Девочка… — а сам уже скольжу губами по шее, опускаюсь к острым торчащим соскам. — Ты не поверишь, — я вообще почти никогда не ночую дома, — перебрасываю на бедра, лицом ко мне, раздвигаю ноги, забрасывая их к себе за спину. — Нет для меня никого, кроме тебя. И никогда не будет.

— Ты — мое солнце, маленькая. Весь мой свет. Какой идиот захотел бы жить без солнечных лучей? Ты же внутри меня. Так глубоко… Как не бывает, Свет. Глубже всего остального. Ты во мне больше, чем я сам.

— Все мои лучи — от тебя, Арт… Они погаснут, если тебя не будет рядом. Я ведь живу только тобой…

Слова, просто слова. Они никогда не имели для меня значения. Но как же непросто дались мне сейчас. И как же режет в груди от того, что она говорит мне… А ведь просто слова… Всего лишь странно сложенные самые обыкновенные буквы.

— Никогда не отпущу, — прижимаю так крепко, что и сам задыхаюсь. Нет, не от силы, — от того, что понимаю, — мы действительно теперь вместе. Всей душой. Обеими нашими душами. Все — не сон, не иллюзия, не секунда. Ее глаза, ее губы и тело — никогда мне не врали. И сейчас тоже не врут. Мы уже — навсегда. И та лавина одуряющего счастья, от которого каждая капля крови внутри закипает, обрушивается на меня разом. Счастья, в которое я так до этой секунды и не верил до конца. Каждый раз зная, что оно закончится.

— А теперь… Придется тебе потерпеть. Я по тебе изголодался! — подхватываю на руки и несу в спальню. В нашу уже спальню, — сам поражаясь тому, как это «наше» звучит в голове. Одуряюще. Это оргазм, помноженный на сто тысяч.

— И не царапайся, — прикусываю за мочку, подавляя ее последнее сопротивление. — Я не обещал, что быть моей женой — это легко! За всю неделю супружеский долг отдавать придется. В тройном размере!

* * *

— Ты выбрала, какую хочешь церемонию? — откинувшись на подушки, я притянул ее, все ее подрагивающую от хрен знает какого по количеству оргазма и уложил себе на грудь.

Знала бы ты, маленькая, как я задыхался без тебя, без этого нашего пространства на двоих.

Но ничего, главное уже разгреб, — и можно теперь все послать и уехать куда-то, совсем подальше. Туда, где мы будем только вдвоем. И никто достать не сможет, не выдернет из нашей пелены. На неделю — так точно.

— Зал там, праздник, платье?

— Не хочу, Артур… Зачем нам чужие люди? Хочу только с тобой, вдвоем… Где-нибудь далеко… Даже бабушке потом давай скажем. Тем более, она еще в больнице. Пусть это будет только нашим. На двоих.