Часы пробили полночь - Патриция Вентворт

Мисс Парадайн молча стояла и слушала. Когда Эллиот умолк, она спросила:

— Это все?

— Вам этого недостаточно?

Мисс Парадайн резко повернулась и вышла из комнаты.

Полли открыла дверь гостиной мисс Парадайн и увидела ее сидящей за письменным столом.

— Это ты, Леттер-Энд оборачиваясь, осведомилась Грейс Парадайн.

— Нет, мэм, это я.

— А где Луиза?

— Ей нездоровится, мэм.

Мисс Парадайн держала ручку, но не писала. Перо было сухим, А лежащий перед ней лист бумаги — чистым.

— Да, я забыла… — рассеянно промолвила она. — Попроси миссис Рей подняться ко мне. Если она в гостиной, просто подойди к двери и спроси, можешь ли ты поговорить с ней. Потом, когда она выйдет из комнаты, передашь ей мою просьбу. Можешь это запомнить?

— Да, мэм.

— Отлично.

Мисс Парадайн так и не посмотрела на Полли. Она по-прежнему сидела, держа в руке ручку. Ее тело словно окаменело, по за этой неподвижностью скрывался бешеный гнев. Никогда в жизни никто не разговаривал с ней так, как Эллиот Рей. Никогда в жизни она не ощущала такую решительность и силу воли.

Когда дверь снова открылась и вошла Филлида, Грейс повернулась к ней с дружелюбной улыбкой.

— Я не побеспокоила тебя, дорогая?

— Нет, тетя Грейс. — Голос Филлиды был тихим и дрожащим. Она выглядела расстроенной.

— В чем дело, Фил? — быстро спросила мисс Парадайн. — Он обидел тебя?

— Нет.

— А по-моему, да. Об этом я и хотела поговорить с тобой, дорогая. Такая ситуация не может продолжаться. Это расстраивает тебя — да и всех нас. Видит бог, у нас и без этого достаточно бед. — Она вынула из кармана носовой платок и приложила его к глазам слегка дрожащей рукой.

— Пожалуйста, тетя Грейс… — начала Филлида.

Рука с платком опустилась.

— Прости, дорогая, но все это явилось таким потрясением. Даже от Эллиота Рея я не ожидала, что он выберет подобный момент, чтобы досадить мне.

Филлида молчала, не зная, что сказать. Она стояла, глядя на Грейс Парадайн, как будто видела ее во сне.

Грейс встала и подошла к ней.

— Я могла бы стерпеть его оскорбительное поведение, если бы оно относилось только ко мне, но не хочу подвергать этому тебя. Я попросила его уехать — ради тебя, дорогая, — но услышала в ответ, что он гость Марка, А не мой. Поэтому я должна поговорить с Марком, по сначала решила предупредить тебя. Не хочу, чтобы ты думала, будто я что-то делаю у тебя за спиной.

Дрожь пробежала по телу Филлиды. Если это сон, то нужно проснуться, А если нет, то незачем это терпеть.

— Это бесполезно, тетя Грейс.

— Что ты имеешь в виду, Фил?

Филлида отвернулась.

— Почему ты это сделала?

Если бы Филлида наблюдала за мисс Парадайн, она бы заметила, как сверкнули ее глаза и покраснели щеки. Грейс твердо решила сражаться и победить.

— О чем ты, дорогая? — спросила она, стараясь говорить как можно мягче. — Он что-то сказал тебе? Если так, то тебе лучше поделиться со мной.

Филлида посмотрела на нее и снова отвела взгляд. Она не могла вынести того, что видела в лице Грейс Парадайн — любовь, доброту, сочувствие, надежную защиту.

— Пожалуйста, тетя Грейс… — почти прошептала она.

Но внезапно к ней вернулась смелость. Если тебе грозит опасность, нужно смотреть ей в лицо.

— Хорошо, я все тебе расскажу. Мы с Эллиотом поговорили. Я знаю, что он дважды писал мне и что было в этих письмах. Знаю, почему я их не получила. Знаю все о Мейзи.

— Ты знаешь то, что он тебе рассказал.

— Да.

— И ты думаешь, дорогая, что он говорил тебе правду? По-твоему, мужчина способен говорить правду о таких вещах? Он устал от этой девушки — кажется, она заболела — и хочет вернуть тебя. Почему бы и нет? Ты молодая, хорошенькая и получаешь по завещанию Джеймса солидную сумму денег. Естественно, он хочет заполучить тебя.

— Ты говоришь, Мейзи заболела, — спокойно сказала Филлида. — Разве ты не знала, что она парализована уже много месяцев?

— Это он тебе рассказал? И ты поверши? Неужели, дорогая, ты хочешь, чтобы он снова разбил тебе сердце? Думаешь, ты была бы ему нужна, если бы заболела, как та бедная девушка? Он бросил ее и не постыдился сообщить тебе об этом.

Филлида подняла взгляд: в ее глазах была безмерная печаль.

— Все было совсем не так — думаю, ты это знаешь. Мы любим друг друга. Ты не должна пытаться снова разлучить нас.

Последовала пауза. Грейс Парадайн отвернулась.

— Я хочу, чтобы ты поняла, — заговорила она глубоким трагическим голосом. — Ты можешь выслушать меня, Фил?

У Филлиды перехватило дыхание от жалости.

— Конечно.

Грейс Парадайн стояла, глядя на бумаги на столе.

— Трудно заставить кого-то попять тебя. Это трагедия пожилых людей — они вынуждены страдать в одиночестве, очень часто по собственной вине. Они слишком многого ожидают, слишком многому верят, совершают ошибки, думая, что все знают. Единственное, что они хотят, это спасти любимых детей от таких же страданий и ошибок. Что, по-твоему, они чувствуют, когда дети не слушают их и не верят им — когда им приходится стоять в стороне и видеть, как они движутся к пропасти?

— Нельзя жить чужой жизнью, тетя Грейс. Как бы ты ни любила детей, приходится позволить им жить по-своему.

Грейс Парадайн повернула голову. Она была смертельно бледна, но улыбалась.

— Это твой голос, но не твои слова. Фил. Подойди на минутку, дорогая. — Когда Филлида подошла, она положила ей руку на плечо. — Смотри, Фил, вот твоя первая фотография, которую я сделала, когда взяла тебя. Тебе было восемнадцать месяцев. Я все сама делала для тебя. Ты была очаровательной малышкой. Позднее я наняла для тебя няню, но почти всегда сама тебя купала и одевала. На этом снимке тебе пять лет — ты все еще на него похожа. А вот твое первое школьное фото — в ужасном гимнастическом костюме, но ты так им гордилась. Здесь ты в платье для твоего первого бала. Правда, оно красивое? Я храню множество твоих фотографий — большинство из них в этой комнате. Все надо мной смеются, Дики называет это моей «галереей Филлиды», но я не возражаю. Каждый кусочек тебя слишком для меня дорог, чтобы с ним расстаться. Ты ведь вся моя жизнь.

Филлида хотела заговорить, но не смогла.

— Другой жизни у меня не было, — продолжала Грейс Парадайн. — Я рассказываю тебе об этом, дорогая, чтобы ты поняла. Тебя всегда любили, А меня — никогда.