О пауках и собаках - Алиса Рудницкая

столь к нему благосклонен, как три дня назад, до свидания с Владычицей, но вряд ли бы он стал показывать свою немилость к племяннику так явно – запугивая слуг, чтобы заставить их держаться подальше от Эйнара.

Или мог. Мог прознать откуда, или, вернее, от кого, Эйнар знает больше положенного, и наглядно продемонстрировать всему замку, кто в нем хозяин. Так что Эйнар несколько беспокоился за тех, кто был верен лишь ему… особенно за Айлу и Бетти.

Но на пути к купальне в одном из коридоров он заметил своего верного воробушка-шпионку –  увидев его, девченка просияла на миг, и сразу же вернулась к работе, продолжила полировать старые серебряные подсвечники между гобеленами с мирными зимними пейзажами Нортейла и кровавой охотой.

Вскоре он столкнулся и с рыжей Бэтти, которая несла поднос с грязной посудой – служанка только успела окинуть Эйнара нежно-печальным взглядом, и торопливо засеменила в сторону кухни.

Девицы, что в том или ином смысле, причиняли вред Авелю, были живые и здоровые... и все же, напряжение буквально витало в воздухе. Каждый встречный смотрел то зло, то сочувственно – так, что невозможно было расслабиться. Эйнару хотелось переговорить с кем – но нельзя. Традиция.

Возвращаясь домой после дальнего путешествия, особенно плавания на другие берега, первым делом необходимо было смыть с себя всю чужеземную грязь. Один из немногих домашних ритуалов Нортейла, что Эйнар считал разумным и полезным. Окунуться в чистую, теплую воду, понежиться в небольшом бассейне,  благоухающим ароматными солями и маслами – что может быть приятней? Разве что посещение горячих источников на западе острова... жаль, что в этом году Эйнар там отдохнуть уже не успеет.

Спустя два часа неспешных водных процедур, Эйнар переоделся в свежую домашнюю тунику и брюки, набросил подбитую мехом тонкую куртку и отправился в обеденный зал – после купания следовал торжественный приветственный ужин в кругу семьи. Авеля видеть как обычно не хотелось, а вот есть – хотелось очень. Кажется, за последние двое суток во рту Эйнара не было ни крошки. Зато алкоголем он залился на пару месяцев вперед, и узрев на обширном столе бутылки с белым вином, Эйнар едва заметно поморщился.

А вот дяди еще не было – случай небывалый, обычно Авель приходил к столу первым и терпеливо ожидал Эйнара, в какие бы важные дела не был погружен.

Тут впору начать паниковать, выдумывать самые пессимистичные варианты причин для этих психологических манипуляций, но после бесконечной ночи  – сначала на Сальерте, а потом в Междумирьи, после унылого дня в тесной, душной каюте, после скачки домой в гордом одиночестве на строптивой арендованной лошади… Эйнар только почувствовал раздражение. Сел за стол, никого не дожидаясь, и закрыл глаза, чтобы хоть как-то отвлечься от аппетитных ароматов и вида хрустящей, золотистой корочки на жареной рыбе. Попытался отрешиться, расслабиться, но все возвращался мыслями к встрече с Фрино и ее неожиданному результату.

Вернувшись к утру на корабль, усталым и несколько пьяным, пропитанным насквозь наркотическим дымом, Эйнар, провалился в туманы Междумирья без всякого ловца снов - разве что обложился всеми взятыми с собой артефактами для удачи,.

Он вовсе не хотел видеть Фрино Сентро.

Он хотел беспечной прогулки – прогулки всегда ему помогали опустошить голову, освободиться от эмоций, от вины... обдумать все разумно. А разумно не получилось – как глупый мотылек полетел он на огонь – на прекрасную магию, с которой забавлялся человек, по слухам, куда безумней, куда опасней и беспринципней, чем премилые Вороны.

Будто бы Эйнару мало риска в ту ночь было.

Но с Фрино все вышло по-другому. Да, страшно до дрожи, ведь Эйнар все рисовал себе картины, где он становиться жертвой потерявшего терпения орнца, где ему, как Бэрни ломают пальцы, калечат тело и разум. Внезапное прикосновение и вовсе вызвало панику, хоть Эйнар и понимал – в Междумирьи он в безопасности.

Страшно...

И Эйнар болтал сверх меры, истерично, не выдерживая напряжения – но болтал по делу. Раз встретились, то нужно ловить момент, довести до сведения, как Эйнар собирается использовать своего союзника...И было так дико, и пугало еще больше то, что сам Фрино ничего не желал в ответ... и в каком-то смысле оскорбительно – будто Эйнара даже не считали способным принести пользу. Вместо этого Фрино Сентро из семьи безжалостных дельцов, из высочайшего рода на Орне, щедро ему помогал. Забавлялся. Обижался, как ребенок.

Просил – не дружи со мной, иначе погибнешь... иначе мне будет так больно.

Просил – подружись со мной, ты же храбрый и странный... ведь нам обоим это нужно, ведь мы оба так одиноки.

И Эйнар разрывался от противоречий. Не хотел, он видеть в этом кудрявом блондине, таком простом и сложном одновременно, просто вынужденного союзника, не хотел ставить в один ряд с Воронами, не хотел идти на поводу Авеля и просто приручать его... Эйнар хотел по-настоящему дружить, довериться – вопреки всему.

Впервые, кажется...

Это – словно очередной вызов самому себе, своим принципам. Фрино этот – загадка, которую еще долго будет интересно разгадывать, воплощенное несовершенство – человек, перед которым не стыдно признать свои самые темные, грязные мысли... О да, Фрино вряд ли скажет, что Эйнар – чудовище... куда ему, Эйнару  —  он просто  букашка с чрезмерным самомнением. Везучая такая. С тем же Фрино сравнивая – безобидная, почти невинная, наверняка смешная в своих попытках ощутить себя безжалостным, расчетливым сукиным сыном. Эйнара ведь тошнит лишь от пары капель крови и детского плача, и сладкий триумф вечно горчит от сомнений... но в этом и вся прелесть, весь вкус игры.

И проигрывать Эйнар не собирался – ни дяде, не самому себе. Старая, глупая клятва здесь точно не помеха.  Она всего лишь оскорбление, пусть и в чем-то заслуженное...

Эйнар вспомнил, как принес ее.

Вспомнил, как однажды, в ночь после своего пятнадцатилетия, решился убить дядю. Был зол на праздник, что тот устроил, зол на все восторги знати перед заботливостью и благородством Авеля – он ведь вылепил из заносчивого сорванца такого чудесного, вежливого юношу. Эйнар пылал ненавистью и униженной обидой на судьбу, он еще и выпил слишком много, решил плюнуть на все, стать бесстрашным – хоть раз в жизни. Отомстить за родителей, отомстить за себя.

Он стащил самый большой нож на кухне.

Пробрался к дяде в спальню – кажется, ему уже тогда помогала магия. Он очень хотел, чтобы дверь оказалась не заперта, чтобы дядя забыл про задвижку, и услышал тихий скрип – толкнул