Дом Якобяна - Аля Аль-Асуани

День ото дня страдания Хатема становились все нестерпимее. Он начал думать, как ему, действительно, не везет: долгие годы провел он в печали и страданиях, пока не встретил скромного и чувствительного партнера, который не создавал ему проблем. И как только его жизнь вошла в определенное русло, вдруг умер этот ребенок, исчез Абд Раббу, а Хатему предстояло заново пуститься в свое горестное странствие… Каждую ночь он будет вновь колесить по центральным улицам города и выбирать солдатика из службы безопасности. А тот может оказаться вором, преступником, изобьет его или что-нибудь украдет, такое раньше часто случалось. И в который раз он вернется в бар «Chez nous» в поисках «пшеницы» или зайдет в баню «аль-Габаляуи» в районе аль-Хусейн, чтобы подцепить совершеннолетнего мальчика и насытить им свою плоть, снося в ответ грубость и пошлость. Почему Абд Раббу ушел от него после того, как полюбил его, стал ему доверять и их отношения стали частью его жизни?! Неужели так сложно — наслаждаться своим любовником долгие годы?.. Если он верит в Бога, то наверняка считает, что его беда — кара господня за извращения. Но он же знает десятки геев, наслаждающихся со своими любовниками тихой и спокойной жизнью. Почему же именно от него ушел Абду?! Постепенно его психика надломилась, он потерял аппетит, ушел в запой и перестал выходить из дома. В редакции он появлялся только в случае самой крайней необходимости. Исполнял, что надо, и спешил вернуться домой к тишине, печали и воспоминаниям… Здесь Абду сидел, вот здесь ел, здесь тушил сигарету, а здесь… здесь он лежал рядом, и Хатем гладил своей рукой его смуглое тело, целовал его во все места и говорил дрожащим в пылу страсти голосом:

— Ты принадлежишь только мне, Абду… Ты моя красивая гнедая лошадка…

Хатем проводил ночи напролет, выуживая из памяти отдельные сцены. Он воспроизводил свои отношения с Абду с точностью до доли секунды. Однажды ночью в пьяном угаре и отчаянии его осенила мысль — она блеснула в голове, как молния. Он вспомнил фразу, которую Абду обронил как-то в шутку:

— Южанин ввек не отделается от южан… Знаешь, куда я денусь, если придется уйти?! Спрошу, где здесь южане держат кафе, приду и усядусь там.

Хатем очнулся и мигом посмотрел на часы, был час ночи. Он быстро оделся и уже через полчаса расспрашивал прохожих в Имбабе о кафе южан, а еще через полчаса он его отыскал… Минуя короткое расстояние от машины до входа в кафе, он чувствовал, как по лбу бежит пот, а сердце бьется так сильно, что вот-вот выпрыгнет… Кофейня была очень тесной и ужасно грязной. Хатем стремительно вошел в нее и с нетерпением стал осматриваться (он задумался, существует ли связь между сильным желанием и возможностью его исполнения? Воплощается ли то, чего мы хотим, если мы желаем этого достаточно сильно?)… Он так сильно испереживался, отыскивая Абду, что, в конце концов, нашел его. Тот сидел в дальнем углу кафе и курил кальян. На нем была широкая галабея темного цвета, а на голове — большая чалма, какие носят в Верхнем Египте. В тот момент Абду показался ему огромным и страшным, как черный демон, воплотившийся призрак. С другой стороны, было видно, что он стал самим собой, вернулся к своим корням, как будто вместе с европейской одеждой он расстался и со своей из ряда вон выходящей, исключительной историей, связанной с Хатемом Рашидом. На секунду застыв перед ним в молчании, Хатем внимательно его рассмотрел, желая удостовериться в его присутствии и боясь, что он снова исчезнет. Затем бросился к нему и закричал срывающимся голосом, обращая на себя внимание посетителей:

— Абду… Наконец-то…

* * *

В первую ночь их связь проходила стихийно и просто, как будто она уже много лет была ему женой. Цветок в его пальцах раскрылся, и он оросил его столько раз, сколько цветку было нужно, чтобы напиться. Восхищенный, он спрашивал себя, вспоминая подробности свадьбы: как ему удалось так легко все сделать с Радвой, ведь он никогда раньше не притрагивался к женщинам? Куда делись его сомнения, опасения и страх перед неудачей? Может, ему было просто комфортно с Радвой в духовном плане, или он впитал все советы шейха Биляля, или его опытная жена помогла ему и открыла все секреты? Сделала это ловко и изящно, не переходя границ мусульманской стыдливости… Таха думал обо всем этом, и ему становилось все яснее, что брак с такой женщиной — воспитанной, верной, искренне верующей — был большим благом, дарованным Господом. Он полюбил ее, и их жизнь потекла своим чередом. Он был доволен своим образом жизни: утром оставлял ее и проводил весь день в лагере, после вечерней молитвы возвращался в прибранную комнату, где его ждала горячая и вкусная еда. Как ему нравилось сидеть с ней за столом и ужинать вместе! Он рассказывал ей о событиях дня, она передавала ему свои разговоры с сестрами и вкратце говорила о том, что прочитала в газетах (у него не было времени их читать). Они дружно смеялись над забавным малышом Абдурахманом, проделки которого заканчивались только тогда, когда его, всегда неожиданно, морил сон… Тогда Радва относила его в постельку, устроенную ему на полу в комнате. Затем она возвращалась, чтобы убрать остатки еды и тщательно вымыть посуду, потом говорила, что пойдет в ванную, и Таха первым ложился на их старую железную кровать и ждал ее, лежа на спине и запрокинув голову. Его сердце томилось тем напряженным и сладостным желанием, которое он познал — оно ему понравилось, и теперь каждый вечер он ждал его пробуждения. Он страстно желал ее красивого и возбуждающего после горячего душа тела, прикрытого лишь одним полотенцем после выхода из ванной. Возбуждающими и волнительными были моменты молчания и страсти. Вот она повернулась к нему спиной и стала прихорашиваться перед зеркалом. Вот она тихо, чуть дыша, рассеянно произносит бессмысленные фразы. Они как будто о чем-то разговаривают, скрывая за словами свою страсть. Он улавливает ее знак и немедленно заключает ее стройное упругое тело в свои объятья, щекочет его своими поцелуями, покрывает горячим дыханием, пока оно не переполнится наслаждением, и тогда он испускает в нее все свои чувства: печали и воспоминания, несбывшиеся мечты и не дающую покоя жажду мести, свою ненависть к мучившим его и даже те смутные, лихорадочные сексуальные желания, которые охватывали его и будоражили в комнате на крыше. Он изливал их в тело Радвы, а освободившись от них, расслаблялся. Огонь затухал, на его место приходила спокойная, уверенная любовь, которая крепла с каждой ночью. После любовных игр он смотрел на нее с искренней благодарностью, осыпал ее руки, лицо и волосы поцелуями. Он узнал каждый изгиб, каждую черточку ее тела и научился с ними разговаривать, чтобы их любовь продолжалась часами, чтобы лицо Радвы просияло от наслаждения много раз подряд. Прошло уже несколько месяцев с начала их новой жизни, в которой он обрел счастье… Но однажды ночью он вдруг не смог ничего сделать. Он засмущался и отступил… Оба замолчали. Вдруг Таха подскочил так резко, что кровать под ними затряслась. Бросился включать свет, она подобрала одежду, чтобы прикрыть свою наготу, и с тревогой спросила:

— В чем дело?!

Он промолчал, медленно присел на кровать. Затем так же медленно склонился и обхватил голову руками. Его лицо исказилось, как от боли. Она прильнула к нему, испугавшись еще больше:

— Что с тобой, Таха?!