Тихоня для хулигана - Саманта Аллен

— Прекрати, Дэн, — говорю дрожащим голосом. — Ты никого не убил.

— Но он не двигается!

В голосе Дэна хорошо слышны нотки отчаяния и подкрадывающейся истерики. Заставляю свои лёгкие работать размеренно и чётко. Вдох-выдох. Снова вдох… На последнем выдохе я заставляю себя сесть рядом с Максом и дотронуться до его шеи. Почему-то меня передёргивает от омерзения, я убираю руку почти сразу же. Чувствуется слабый запах мочи. Я оглядываю себя и Дэна, думая, что от страха обмочился кто-то из нас двоих. Но запах исходит не от меня и не от Дэна, а от Макса, обмочившегося при падении.

Нужно дотронуться до его шеи ещё раз. Нащупать пульс. Подавляю омерзение, снова дотрагиваясь до старшего брата. Чувств внутри меня так много, что я с трудом сосредотачиваюсь на таком простом действии. Я думаю о том, что это нападение Макса было последней каплей. Он видел, что у меня болит нога, но всё равно напал на меня и был готов поколотить. Снова. Он желал выместить на мне всю свою злость. Потому что не может вымещать её на ком-то равном ему или, не дай Бог, сильнее.

Трогаю старшего брата за шею, но ощущение, что трогаю мерзкое разлагающееся насекомое. Если он мёртв, мне придётся взять вину на себя. Но что же тогда будет с братишками? А если… он жив? Что тогда? Снова придётся терпеть его побои и издевательства?

Я не смогу. Больше нет. Терпение кончилось. Я не знаю, что будет, если Макс окажется жив.

И…

Тук-тук-тук.

Под моими пальцами едва заметно бьётся пульс.

— Наш боров жив, — вырывается из моих губ непроизвольно. Зажав ладонями рот, я всё же испускаю истеричный смешок. Потом нахожу Дэна, застывшего без движения, и обнимаю его крепко-крепко. — Ты никого не убил, мой храбрый защитник.

— Точно? — осторожно спрашивает Дэн.

— Точнее не бывает. Макс обмочился. Мертвецы не мочатся, — говорю я, заметив, как повеселело лицо Дэна. — Но нам всё равно придётся вызвать неотложную помощь.

***

— Как это произошло?

Я вздыхаю и в очередной раз повторяю свои слова офицеру полиции. Повторяю свою ложь слово в слово. Говорю о том, что я запнулась на лестнице, а старший брат кинулся мне на помощь. Не очень удачно, потому что мы оба слетели вниз.

— Хм…

Патрульный полицейский делает заметки в своём блокноте. Брата уже увезли на неотложке в больницу. Я не поехала с ним, потому что у меня на руках остались двое несовершеннолетних братьев, судьба которых волнует меня больше, чем состояние тридцатилетнего мудака, считающегося старшим братом. Я очерствела душой и сердцем за какие-то жалкие два часа.

Офицер полиции пристально смотрит мне в лицо.

— Это всё, что вы можете сказать?

— Да, сэр. Мне больше нечего добавить, — заявляю твёрдым голосом и закрываю за собой дверь.

Успеваю заметить, как на крыльце соседнего дома мелькает чья-то тень. Полиция приехала одновременно с машиной неотложной помощи. Но если медиков вызвала я сама, то копов к порогу нашего дома направили соседи, услышавшие сильный шум и крики. Возможно, они слышат и видят больше, чем я всегда считала. Но полицию они вызвали впервые. Значит, Макс, действительно, перешёл границу и был в сильнейшей ярости. Мне не показалось.

Плотно закрываю дверь на все замки и цепочку. Опускаю жалюзи всюду и только потом поднимаюсь наверх. Дэн стоит на пороге мальчишеской спальни, рядом зевает Бо, проснувшийся из-за завываний сирен машин.

— Ну и ночка, да? — заявляю бодрым голосом.

— Вообще-то уже утро, — возражает Дэн.

— Значит, нам нужно выспаться, как следует.

Подхватываю Бо на руки, направляясь в свою комнату. Немного постояв на месте, Дэн идёт за нами следом. Я укладываю Бо рядом с собой на кровать. Братишка крепко цепляется за мою шею ручонками и сразу же засыпает, тихонько посапывая. Дэн стоит возле кровати и мнётся в нерешительности.

— Здесь хватит места на троих… — предлагаю я.

— Я не сплю с девчонками! — гордо возражает Дэн, но залезает на мою кровать с другого края. Младший брат взбивает подушку и подтягивает на мне одеяло повыше.

Мы замираем без движения. Мир кажется огромным океаном, полным опасности, а я плыву на слишком хлипкой лодочке, чтобы пересечь его в одиночку. Мне хочется, как в детстве, накрыться одеялом, чтобы сбежать в тёплое и знакомое место от всех бед.

— Тами, а что будет дальше? — шёпотом спрашивает брат.

— Не знаю, Дэн. Могу сказать только, что я отключила все будильники. Мы выспимся и будем есть на завтрак то, что захотим, невзирая на бюджет и правила Макса.

— К чёрту правила.

— Именно. К чёрту правила… — говорю бодрым тоном, но засыпаю с мыслью, что придётся навестить Макса в больнице.

Всё, что я знаю — он ещё не пришёл в сознание.

Следующее утро наступает для нас троих очень и очень поздно. Проснувшись, мы полчаса валяемся в кровати, смотря мультики на планшете. Я знаю, что солнце стоит уже очень высоко. Стоит отдёрнуть жалюзи в сторону, как оно зальёт лучами все комнаты.

Но так не хочется вставать. Сейчас царит какое-то умиротворение. Мы трое взлохмаченные, в пижамах, но почему-то счастливые. Мне должно быть стыдно, ведь моя родная плоть и кровь лежит в больнице. Я ничего не знаю о состоянии Макса и кощунственно жестоко не хочу звонить в больницу раньше времени. Не хочу портить настроение ни себе, ни братишкам. Обнимаю их по очереди, целую в темноволосые макушки. Ради них я буду стоять до последнего.

Потом мы отправляемся в кухню и жарим себе «взрослую» яичницу с беконом. Макс всегда считал, что яичница с беконом — только для взрослых, то есть для него, а мы должны питаться на завтрак хлопьями, причём из числа самых дешёвых, с большим содержанием сахара. Но сегодня у нас совершенно другой завтрак.

О Максе я говорю лишь вскользь, объясняя Бо, что наш брат приболел и отправился в больницу. Судя по лицу малыша, он ни капельки не переживает, но зато с нетерпением спрашивает, когда придёт его няня. Хоть что-то хорошее.

Няня приходит без опозданий и вежливо сообщает, что сегодня последний проплаченный день, а с завтрашнего дня придётся вносить новые платежи. Я заверяю её, что завтра она получит наличку. Сама же думаю, что из своего кармана я могу достать лишь сотню баксов, а потом придётся вычерпывать воздух.

Немного поколебавшись, я отправляюсь в спальню. Сначала она принадлежала родителям, потом, после их смерти, Макс перебрался жить в дом и занял эту комнату. Я осматриваю все ящики в поисках денег, но ничего не нахожу. Потом вспоминаю, что брат бросил бумажник в машину. Может быть, он оставил его там?

Через пять минут мои догадки оказываются верными.

— Прости, Макс, но мне нужно заплатить за няню, купить продуктов и даже добраться до больницы, чтобы проведать твою несносную задницу, — бурчу себе под нос перед тем, как нырнуть в бумажник.