Старший брат моего жениха - Лина Манило

— Сейчас поедешь к Артему, он машину пришлет. Завтра поговорим, что дальше делать. Хоть ты и говно, но сдохнуть не дам.

Они будто бы напрочь забыли, что в комнате есть еще и я, а мне почему-то неспокойно.

— Рус, нормально все будет. Не убьет меня Танькин хахаль, не бойся.

Танька? А это еще кто?

Прикусываю нижнюю губу, чтобы не дать волю миллионам вопросов, что роятся в голове. Смотрю на часы, время неумолимо приближается к одиннадцати, а мне хочется скорее закончить это представление. И Руслан понимает меня без слов: снова хватает за шкирку Егора, выталкивает за дверь, что-то нашептывая ему на ухо, а тот лишь кивает.

— Кира, пойдем, — бросает Руслан через плечо, и я, прикрыв комнату, выхожу следом.

Мимо вахтерши проходим, будто бы стайка давних приятелей. Ее вопросы сейчас — не то, что нам нужно. Но когда входная дверь остается позади, напряжение снова повисает в воздухе раскаленной добела сталью.

Руслан достает сигареты, вертит пачку в руке и все-таки закуривает. Я топчусь на месте, а Егор вышагивает туда-сюда, нахохлившись. Он думает о чем-то, переживает, но мне совершенно нет до этого дела. Во мне что-то умерло, и я даже смотреть на него не могу — раздражает. Когда, вернувшись в общагу, увидела его, спящего, на моей кровати и злую Наташку рядом, очень хотела стукнуть его по башке.

Я не знаю, сколько времени проходит и сколько выкурено Русланом сигарет, но наконец-то подъезжает синий внедорожник. Пассажирская дверца распахивается, а Руслан жестом приказывает Егору занять свое место.

Тот лишь хмуро смотрит на брата, а потом переводит взгляд на меня. Не знаю, о чем думает, но его глаза мне совсем не нравятся.

— Что, со мной не получилось, так ты на брата переключилась? Решила, что так я ревновать начну? — он усмехается, а меня будто бы ледяной водой окатили с ног до головы.

— Да как ты смеешь? — выкрикиваю и, если бы стальная хватка Руслана поперек моего живота, точно бы выцарапала глаза Егору. — Подонок!

Он пожимает плечами, улыбается с таким видом, будто бы все его подозрения мигом подтвердились, и захлопывает за собой дверь.

Машина трогается, а я обмякаю в объятиях Руслана.

Ужас какой-то, стыдно-то как, мамочки.

Руслан

Если бы машина не увезла моего непутевого братца, я бы точно не выдержал и разбил его голову об асфальт. И дело ведь не в Кире — не только в ней. И на ее месте могла оказаться любая другая девушка.

Просто Егор слишком многое себе позволяет.

Недавно Егор сказал, что все это — моя школа и плоды моего воспитания. Наверное, он прав, просто маловат калибр у братца — я на баб никогда свои неудачи и дурное настроение не вымещал. Не видел смысла, но он, похоже, крушит всех и все, что попадется под руку. Невзирая на пол, возраст и моральное состояние оппонента.

Истеричка он.

Дети не должны воспитывать детей — та истина, с которой мне приходится мириться. Жаль, что смысл этой фразы дошел до меня слишком поздно. Тогда, когда из Егора выросло то, что выросло.

— Пусти меня! — возвращает с небес на землю полный злобы и слез голос Киры. — Ненавижу.

И я отпускаю. Только делаю это не для того чтобы она ушла — нет уж, не дождется. Не останется одна в таком состоянии. Но иллюзию личной свободы предоставить могу, мне не сложно.

Кира удивляет: она не норовит сбежать, нет. Наоборот, наступает на меня, тычет пальцем в грудь и гневно сверкает сухими без малейшего признака слез глазами. Становится на носочки, чтобы хоть немного сравняться со мной в росте и щурится, злится.

— Твой брат — козел, — объявляет, отделяя слова друг от друга сильными тычками тонкого пальца в мое солнечное сплетение.

— Думаешь, я спорить с этим буду? — усмехаюсь, а она фыркает, как рассерженный маленький зверек. — То, что он мой брат не мешает мне увидеть его недостатки.

— Я его ненавижу. Нет, презираю! — кипятится, и голос становится все выше и выше, пока не начинаю всерьез опасаться, что сорвет его сейчас. — Как я могла вообще думать, что люблю его? Как мне такое в голову пришло? Дура!

— Всякое случается. Егор умеет быть очаровательным. От него еще в роддоме все в восторге были.

— Ты слышал, что он мне сказал? Что я с тобой, чтобы он… — задыхается от возмущения и хлопает глазами, пытаясь не заплакать. — Ты мне даже не нравишься! Вот еще, пф.

А вот это уже запрещенный прием.

— Врать плохо, — говорю и прижимаю ее руки к своей груди. Крепко держу, не вырвется. Да она и не пытается. Лишь смотрит волчонком, а я схожу с ума от ее близости, от малахитовых глаз, пухлых губ, дерзости, которую хочется поцелуями выбивать из нее.

— Я не вру, — бурчит, но взгляд не отводит, борется.

Кира хочет еще что-то сказать — я вижу это по напряженным побледневшим губам, по лихорадочному румянцу на щеках, заметному даже в полутьме летней ночи. Но я не даю: обхватываю руками ее лицо, намеренно медленно, растягивая удовольствие, провожу большими пальцами по мягкой коже, слегка надавливаю.

— Ты же помнишь, что нам нужно поговорить?

Кира удивленно распахивает глаза, словно бы действительно забыла, а я усмехаюсь. Обвожу пальцем по контуру ее губы, глажу, схожу с ума от этих невинных прикосновений. Черт возьми, а я и забыл, что быть рядом с девушкой может быть настолько сладко.

Только сладость эта невыносима, потому что еще хоть немного такой изощренной пытки, и повышенное либидо превратится в хроническую импотенцию. Доиграюсь.

— Просто забудь весь тот бред, что болтал Егор, — прошу, наклонившись как можно ниже.

Мне нужна эта интимность, что живет между нами — интимность, которая сбивает с ног и в то же время кажется такой естественной.

— Руслан, со стороны ведь и правда кажется, что я прыгаю от одного брата к другому, — не дает себе ни малейшего шанса расслабиться, забыть, а я тяжело вздыхаю.

— Какая разница, что кажется со стороны? Кого это волнует?

— Меня, — голос совсем жалобный, а я притягиваю ее голову к себе, целую в кончик носа и прижимаю Киру к груди.

Вдалеке мигают фары — наконец-то приехало такси, которое я под шумок вызвал. Растягиваю губы в улыбке, а Кира осторожно касается моих плечей пальцами, и от прикосновений этих кожа покрывается невидимыми, но очень ощутимыми ожогами. Больно и сладко, горько и волнительно.

— Поехали, — говорю, и голос мой кажется слишком громким и непривычно хриплым. — Не бойся, я ничего тебе не сделаю… плохого. И хорошего тоже, если сама не попросишь.

В моих венах слишком много адреналина, а в яйцах переизбыток спермы, но пугать невинную девочку не собираюсь. Ее доверие такое хрупкое, что дунь на него — развеется по ветру. Но пока Кира не убегает от меня, сделаю все, чтобы осталась.