Последний брат - Лев Соколов

Сощурив глаза, Хунбиш-Бильге размышлял. Дело пошло не так, как было запланировано. Совсем не так… Щенок оказался не слеп, попробовал бежать, и получил пучок стрел в спину. Вины Хунбиша перед Урахом в этом нет… Хаган должен понять, что лучше лишиться удовольствия лично видеть смерть брата, чем иметь его живым и в бегах. С точки зрения лично Хунбиша в этом даже было хорошее. Теперь можно было не опасаться, что Урах устроит какую-нибудь глупость вроде публичной казни, и без помех обнародовать вариант с разбойниками. Но было и осложнение — убить Амара пришлось прямо на глазах у ромеев… И главное, кто пытался помочь ему бежать? Как прознали? Когда они успели уговориться? Не за те же несколько дней, пока мальчишка находился в пределах улуса под постоянной охраной, он нашел себе помощников… Интрига императора ромеев? Или какая-то сила внутри улуса, что решила поднять мальчишку на кошме? Но тогда почему так мало было этих помощников? Влиятельной силе не составило бы труда собрать хороший ударный отряд… Может, какие-то горячие головы из сосланных на окраину и еще помнящих былые вольности? Непонятно… И Ураху это не понравится…

От леса начали возвращаться ночные стражи. Хунбиш увидел, как они несут тела и ведут на поводу двух лошадей. К Хунбишу подбежал командир отряда ночной стражи Нэргуй.

— Амар убит. И один румей. Остальные ушли в лес. Слишком темно.

— А те стрелки из леса?

— Мы нашли на опушке два трупа.

— Удалось узнать, кто они?

— Ничего, — отрицательно мотнул головой Нэргуй. — Недалеко от тел мы отыскали двух привязанных коней. Обученные, стояли тихо. Ни писем, ни печатей, ни родовых знаков. Даже украшений никаких нет. Ни на них, ни на сбруе, ни на оружии. Все добротное, но безликое. Только одна вещь…

Нэргуй что-то протянул Хунбишу. Хунбиш взял находку в руку и рассмотрел в свете луны и неверном отблеске факелов. Маленькая дощечка желтого дерева, на волосяном шнурке…

— Похоже на долговую расписку, — сказал Нэргуй.

— Или на условный знак, — буркнул Хунбиш, машинально намотав шнурок на ладонь. — Из шестерых пленников вы смогли убить всего двух, а остальных упустили. Плохо, — Голос Хунбиша стал мечтательно-задумчивым. Эти его интонации были в столице хорошо известны и заставляли холодеть многих храбрецов. — Плохо несет службу ночная стража.

Нэргуй холодно взглянул на всесильного советника.

— Охрана пленника — одно. Эскорт владетеля — другое. Мои люди умеют и то, и это. Но они не умеют заниматься одним под видом другого.

Это была почти дерзость. Хунбиш позволил себе внутренне усмехнуться, не теряя внешней бесстрастной маски. Когда привыкаешь жить в бесконечном потоке придворной лести и славословия, разговор с человеком, чей язык не вымазан медом, бодрит. Да и не время сейчас устраивать показательный гнев.

— Главное мы сделали. Амар, мертв, — сказал он, осматривая опушку леса. — Но теперь и те в лесу должны умереть. Они слишком много видели. Нельзя, чтоб они ушли. Что скажешь, Нэргуй? Как нам вытащить их из леса?

Нэргуй посмотрел на безмолвную стену деревьев.

— Там такой бурелом, можно легко прятаться. Нас слишком мало, чтобы прочесать лес. Но и румеям в темноте, без факелов, далеко по лесу не уйти. Они могут только дожидаться утра.

— А утром?

— Утром они смогут хотя бы видеть, куда идут. Скорее всего, постараются уйти вглубь, чтобы покинуть лес как можно дальше от нас. Но еще до того как настанет утро я пошлю своих людей неспешно объезжать этот лес кольцом. На самом деле он не так велик. Это будет редкая цепочка, но здесь на равнине человека видно издалека. Румеи не смогут уйти далеко незамеченными. Пешему в степи с конным не соревноваться. Если они покинут лес, мы нагоним их и накормим стрелами. А если ты, благородный советник, прямо сейчас отправишь послание, с просьбой поторопиться, уже завтра к вечеру сюда прибудет хаганский отряд. А уж тех людей, которые с ним, хватит, чтобы заглянуть в этом лесу под каждую ветку.

— Хорошо. — Хунбиш почувствовал, что его пробрал холод, и запахнул болтавшийся после внезапного пробуждения халат. — Отряди самого толкового воина на самом быстром коне. Пусть подойдет ко мне. А пока сними голову Амару. Отправим вместе с курьером. Нужно обрадовать хагана.

Нэргуй сам, не чинясь, пошел на опушку, встал над телом Амара, пинком отбросил руку мертвого, чтоб не мешала, вытащил саблю, примерился…

— Смотри, не повреди лицо! — крикнул Хунбиш.

…Свистнул клинок, опустилась с оттяжкой рука, и голова Амара отделилась от тела. Нэргуй поднял голову за волосы, и держа чуть на отлете, чтоб не запачкать штанов и сапог, вернулся к Хунбишу.

— У меня в шатре, в желтой сумке соль, заспакуй, — приказал Хунбиш.

— Ты заранее взял мешок. Знал, как все обернется, благородный?

— Умный человек не знает, но рассчитывает.

— Стоит ли переводить столько вкусной соли? — проворчал Нэргуй. — Хаган уже должен быть близко. Голова не успеет испортиться…

— Я дам тебе совет, Нэргуй. Добрый совет. Не экономь на врагах хагана. Особенно на его родных братьях.

Нэргуй, хоть и был смельчак, понял, что хватил лишнего, молча поклонился и отошел.

Хунбиш-Бильге еще раз осмотрел лес. Да, все пошло не так, как было задумано. Но хаган получит голову врага, а император ромеев получит чистые руки. Амар уже уехал с его земли. А посланцы императора… Пусть даже среди них были отпрыски знатных родов… Четверо юнцов не стоят того, чтоб рушить крепкий мир. Особенно, если улус предложит достойную компенсацию. Или после того, как улус обвинит императора в попытке организовать побег Амара, — взялись же откуда-то эти лесные стрелки… Так пусть Диодор сам оправдывается. Император человек разумный. Он уже показал это, когда отдал Амара… И по крайней мере теперь можно закончить это шутовство и занять удобную повозку, а не трястись в седле. От этой мысли, которая пришла ему по пути к шатру, Хунбиш изрядно повеселел.

* * *

Вокруг была одна темнота. Она навалилась внезапно, как будто луну занавесили покрывалом. Впрочем, так и было. Занавесью стали густые переплетшиеся кроны деревьев. Уже через минуту после того как Трофим углубился в лес, он практически перестал что-либо видеть. В редких местах темнота прорезалась пятнами лунного света, пробившегося там, где кроны не смогли сомкнуться сплошным потолком. Но эти пятна не помогали видеть и ничего не освещали. После того как стрела прилетела и ударила в спину, сбив с ног, Трофим так и уковылял вглубь леса на четвереньках. Наверное, это спасло ему и глаза, и ноги, потому что, продолжай он ломиться бегом, наверняка бы насадил глаз на ветку, или же навернулся, запнувшись о какой-нибудь корень. Если напрягая глаза до рези, ему иногда удавалось различить ствол большого дерева, то мелких ветвей не было видно совершенно. Потому он больше полагался на руки, чем на очи, сперва проводя рукой впереди себя, а потом ощупывая землю. Это отнимало много сил, было неудобно и очень медленно. Ветки все равно охаживали его по лицу и плечам, руки саднились о корни, а перевязь меча цеплялась за все, что только встречала в темноте. Его разрывали страх и досада на невозможность двигаться быстрее. Еще уползая с опушки, он несколько раз слышал гортанные крики муголов, и ему казалось, что буквально через несколько мгновений его настигнет погоня. Но время шло, оглядываясь назад, он уже не видел светлого фона опушки, не слышались и крики погони, и не блестели красными отблесками факелы. Страх и боевой задор постепенно отпустили Трофима, и наткнувшись на пути на очередной толстый ствол дерева, он не миновал его, а тяжело дыша привалился к нему спиной, уместив на коленях перевязь и постаравшись усесться лицом в ту сторону, откуда, как он полагал, могли появиться преследователи. Как он полагал… если можно было быть уверенным, что он приполз именно оттуда, откуда ему казалось. Петляние вокруг стволов деревьев в полной темноте могло сбить с толку кого угодно, а кроме того он специально постарался заложить крюк вправо, чтобы сбить направление и не уходить от погони по прямой. Где теперь опушка, он представлял очень смутно. Дыхание выравнивалось, напряжение уходило, а вместо них появлялись более тонкие ощущения. Он ощутил высыхающий пот на лице, сырость, пропитавшую штаны и рубаху на локтях и коленях, холод, омывавший необутые ноги, жжение ссадин на руках и лице, и боль в груди и спине — там, где в него попали стрелы.