В никуда - Нельсон Демилль

– Не сможете, если не хотите, чтобы вас застрелили.

– Не в этот раз.

Мы переехали через грязную речушку на остров Ханхой по тому же самому мосту, по которому выезжали. Здесь не горели фонари, но Сьюзан знала дорогу. Мы миновали желтый полицейский джип – парень на пассажирском сиденье посмотрел на нас, взглянул на мотоцикл и начал преследование.

– Мы не одни, – сообщил я Сьюзан.

– Знаю. – Она выключила свет и нырнула в узкий переулок, куда не могла пролезть полицейская машина. Казалось, Сьюзан знала здесь все ходы и выходы, и через несколько минут мы оказались на стоянке у дома Нгуена.

Переложили все из седельных сумок "Урала" в седельные сумки "Минска" и, сменив само вьючное, словно караванщики на большом перегоне, вскоре оседлали маленький "Минск", который после "Урала" показался еще неудобнее, чем в прошлый раз.

Повернув к центру города, Сьюзан посмотрела на часы.

– Хорошо идем. Без двадцати восемь. В восемь будем в моей конторе.

– А где ваша контора?

– На улице Дьенбьенфу. Рядом с Нефритовой императорской пагодой.

– Это ресторан?

– Нет, Нефритовая императорская пагода.

– А звучит как ресторан на М-стрит в Джорджтауне.

– Не могу поверить, что я провела с вами целый день.

– И я тоже.

– Шучу. С вами очень даже забавно. А вам понравилось?

– Еще бы! Особенно знакомство с Биллом, жара, ваша манера езды, военные памятники в Сайгоне, дорога из ада в тоннели Кучи и как мы удрали от полицейского.

– Прибавьте к этому, что я угостила вас пивом, купила солнечные очки и заплатила за все билеты.

Мы пересекли грязный канал в центре города и направились вдоль набережной реки Сайгон. Для воскресного вечера мне показалось, что здесь очень многолюдно. И я спросил об этом Сьюзан.

– Это называется "Лихорадка в воскресный вечер в Сайгоне", – объяснила она. – Вечер в воскресенье здесь почему-то важнее, чем субботний. Абсолютное безумие. После ужина мы можем пройтись и, если вы в состоянии, заглянем куда-нибудь выпить.

– Я вымотался.

– Ничего, появится второе дыхание.

Мы свернули на узенькую улицу и, перед тем как пересечь бульвар с очень плотным движением, остановились на светофоре.

– А вы когда-нибудь ездите одна? – спросил я Сьюзан. – Я имею в виду за город?

– Случается, – ответила она. – Билл не большой любитель мотоцикла. Иногда прихватываю с собой подружку – вьетнамку или американку. А что?

– Женщине здесь одной не опасно?

– Ни в коем случае. Общая черта буддийских стран – в них к женщинам не пристают. Мне кажется, это больше культурная, чем религиозная традиция. Конечно, если женщина молодая и красивая – вот как я – сидит в баре, вьетнамец может попытаться ее снять. Но они не мастаки на язык.

– Например?

Сьюзан рассмеялась.

– Говорят одно и то же: как ты красива и что он уже несколько раз замечал тебя на улице.

– А что тут плохого? Я тоже часто этим пользуюсь.

– И действует?

– Нет.

Она снова рассмеялась и понеслась через перекресток. Вскоре мы оказались на улице Дьенбьенфу.

Миновали впечатляющую пагоду, которую когда-нибудь непременно превратят в ресторан, и остановились на боковой дорожке у нависающего над тротуаром современного здания из стекла и металла.

Сьюзан извлекла из седельной сумки фотоаппарат, оставила мотоцикл в мраморном вестибюле и направилась к лифтам.

Дверь открылась, и мы вошли в кабину. Она достала из сумочки ключ и нажала кнопку седьмого этажа.

– Не позволяйте Вашингтону уговорить вас на что-нибудь опасное.

Ее совет немного запоздал.

Двери лифта выходили в просторную приемную с красным мраморным полом, черной лакированной мебелью и гравюрами на рисовой бумаге. Бронзовые буквы над конторкой гласили: "Американо-азиатская инвестиционная корпорация. Лимитед".

– Добро пожаловать в ААИК, мистер Бреннер. Не желаете приобрести половину фабрики по производству рыбных консервов?

– Возьму всю. Но только ту, что производит виски с содовой.

Под названием компании висел плакат с надписью из металлических букв: "Чак мунг нам мой!" – и ниже по-английски: "С Новым годом!"

На полу – маленькое новогоднее дерево и несколько цветущих веточек в чем-то вроде подставки для зонтиков. Но большинство лепестков уже опали на пол.

Справа от конторки располагались сдвоенные красные лакированные двери. Сьюзан приложила ладонь к сканеру – раздался мелодичный звон, и одна из створок открылась.

Я заметил, как повернулась камера слежения в освещенной приемной зоне.

Мы вошли в большой зал, заполненный столами и выгородками, – типичный современный офис, который мог оказаться в любой части света.

Внутри никого не было, но люминесцентные лампы горели, и я опять заметил камеру слежения. Воздух пропах застоялым сигаретным дымом, чего уже два десятилетия не замечалось в учреждениях США.

– У нас весь верхний этаж с террасой, – объяснила Сьюзан. – Кондиционеры выключены, поэтому сейчас здесь немного душновато.

В дальнем конце зала довольно далеко друг от друга располагались три двери, которые вели в три больших кабинета. На левой была медная табличка: "Сьюзан Уэбер" – без названия должности. Сьюзан набрала код на цифровом замке, и дверь отворилась.

Внутри было темно. Сьюзан включила свет, и тогда стало ясно, что это угловая комната с окнами по двум стенам. Я обвел глазами пространство в поисках видеосканера, но ничего не нашел.

– Милый кабинет.

– Спасибо. – Сьюзан положила на стол аппарат и кассету со снятой пленкой. Открыла верхний ящик стола, достала блок и вытащила из него пачку "Мальборо". Щелкнула хромированной кабинетной зажигалкой и глубоко затянулась. – Стоит не покурить, и я начинаю беситься и становлюсь настоящей стервозой.

– А в остальное время по какой причине? – спросил я.

Она рассмеялась и снова вдохнула дым.

– Шесть месяцев назад я летала в Нью-Йорк на собрание. Четыре часа провела в здании для некурящих и чуть не взбесилась. Как мне возвращаться в Штаты, жить там и работать?

Я понимал, что ее вопрос чисто риторический, но все-таки ответил:

– Наверное, и не сможете. Вероятно, в этом все дело.

Сьюзан посмотрела на меня, и наши глаза встретились. Она потушила сигарету и сказала:

– Я вышлю вам фотографии, если вы мне дадите свой адрес.