Сады Солнца - Пол Дж. Макоули

– Вроде ковров или наших комбинезонов под скафандр?

– Блестяще, мистер Ифрахим! Но, хотя квазиживые материалы ремонтируют себя и даже растут, когда их кормишь правильным субстратом, в них закодирован лишь один набор команд и одна морфология. Полихины намного переменчивее. Они – небинарные логические машины, использующие разновидность фотосинтеза для того, чтобы превращать вещества в сложные полимеры. Полихины могут воспроизводиться и даже обмениваться информацией, хотя и в сугубо аналоговом виде. Они обладают ограниченным рядом компонент, подчиняющихся ограниченному набору самоорганизующихся кодов, способных генерировать новые коды и, следовательно, новые свойства и даже формы. Когда я пойму, как эти коды действуют во всех возможных случаях, смогу оперировать полихинами, заставить их производить нужное.

– То есть делать полезные штуки?

– Мистер Ифрахим, перед вами не фабрика – но загадка. Научная проблема. В отличие от живых клеток и вакуумных организмов, у полихинов нет внутренних структур, однозначно задающих их форму и свойства. Мы привыкли считать информацию записанной словами, бинарным кодом, лежащим в основе всей цифровой техники, четырехбуквенной азбукой ДНК.

Шри Хон-Оуэн вяло махнула рукой в сторону окна.

– Там находится мир, где информация и форма неразрывно связаны. Там – набор аналоговых компьютеров, решающих единственную задачу: как выживать и расти. Авернус задала условия и оставила сад, я сыграю в ее игру и покажу, что я могу лучше. Я задам им правильную информацию для роста и заставлю производить заданное. Я вам сейчас покажу как.

Геномаг подошла к наблюдательной аппаратуре, вызвала небольшой дисплей и увеличила изображение, сфокусировавшись на серебристом ящичке, висящем между четырех длинных паучьих ног.

– Запустить последовательность, – приказала профессор-доктор.

Робот дернулся, двинулся вперед, перебирая неуклюжими ногами, подошел к скоплению узловатых черных шипов, торчащих из мерзлого озерка цвета сажи. Затем робот высунул форсунку и выпрыснул бурый туман. Шипы немедленно покрылись сыпью ярко-оранжевых пятен.

– Он распылил N-ацетилглюкозамин, – пояснила профессор-доктор. – Это очень распространенный лектин. Он синтезируется всеми эукариотами, поскольку является частью обязательной олигосахаридной модификации, присоединяемой к белкам в цис-зоне аппарата Гольджи. Когда N-ацетилглюкозамин связывается с определенными белками на поверхности полихина, то инициирует короткий метаболический каскад, и происходит хемолюминесценция. Так вот, хотя полихины не могут кодировать информацию, они способны ее обрабатывать. Каждый состоит из определенного набора полимеров, а из них каждый может существовать в двух состояниях, «включено» и «выключено». Эти состояния определяются неким набором правил, например, полимер может включаться в присутствии одного вещества и выключаться в присутствии другого. Или потребуются оба вещества сразу.

– Булева логика, – заметил Лок, вытащив наружу кстати подоспевшее смутное воспоминание.

– Именно! – подтвердила Хон-Оуэн. – Мистер Ифрахим, возможно, вы еще не совсем безнадежны. Реакция, которую вы только что видели, – это простая демонстрация логического «И». Лектин плюс связывающий полимер дает активацию другого полимера, инициирующего свечение. Полихины – булевские сети, способные генерировать упорядоченную динамику, идти через фиксированную последовательность состояний. Если взять полихин, состоящий, например, всего из сотни полимеров, каждый из которых может находиться в двух состояниях, общее число состояний системы будет порядка десяти в тридцатой степени. Если каждый компонент получает информацию от всех остальных, система становится хаотичной, случайно проходящей через большое число состояний. Потребляется очень много времени, чтобы система вернулась в исходное состояние. Но если каждый компонент получает информацию всего от двух, система спонтанно генерирует упорядоченный цикл, будет проходить всего по четырем из десяти в тридцатой степени состояний. Происходит спонтанная самоорганизация динамического порядка. Это очень похоже на наши метаболические процессы. Упорядоченные циклы способны обрабатывать информацию, и потому можно генерировать нужные результаты, подавая нужную информацию. На первой стадии исследования мы действовали на систему разными веществами – как вы только что видели. Но полихины – гораздо больше, чем просто химические сенсоры. Когда два разных полихина растут вместе, взаимодействие между их псевдометаболическими циклами производит новую форму полихина. Взаимодействие между этими вторыми поколениями рождает третье и так далее. Разнообразие системы ограничивается лишь общим размером и временем. Мы пытаемся теоретически описать информационное пространство и его динамику, но постоянно утыкаемся в расходимости. То есть в бесконечность.

– Чудесная игрушка для человека с вашими интересами, – согласился Лок. – Но я сомневаюсь в том, что она порадует полковника.

Лок позлорадствовал и слегка расстроился. Да, похоже, этот чудесный сад – загадка и ловушка, нечто, способное отнять у Хон-Оуэн огромное количество времени и усилий и не дать никаких практических результатов. Никаких сомнений, она гениальна вместе со своей одержимостью, но очень тщеславна, самоуверенна, зациклена на игре ради игры, на разгадывании никчемных загадок.

Но все же была странная красота в асимметрии зарослей, в рощах и лугах шпилей и клыков, свитков и щетин, разбросанных по огромной чаше за окном. Локу увиденное напомнило плотно упакованный механизм старинных наручных часов отца, реликвию вековой давности. Шестеренки, пружины и крошечные маятники описывали сложные циклы и взаимодействовали так удивительно, что стрелка двигалась в точности на угловую секунду за секунду. Лок любил эти часы. Отец часто обещал, что передаст их в наследство, но однажды их пришлось заложить за долги – и на этом все кончилось. Жестокий, но полезный урок: не привязывайся ни к чему и ни к кому. Не ожидай ничего, кроме того, что сделаешь или добудешь сам.

Мистер Ифрахим, вы верите в судьбу? – спросила профессор-доктор. – Верите ли вы в то, что наши судьбы определяются неизвестными нам, но четко прописанными законами? Или вы полагаете, что все наши дела – лишь цепочка случайностей?

– Мэм, я вырос среди католиков.

– Хм-м-м, вы замечательно ушли от ответа. Впрочем, этого и следовало ожидать. Я уже давно поняла: биологически и случайность, и детерминизм существенны в одинаковой мере. Наши тела носят отпечатки мириад случайных изменений, способствующих выживанию одних генов и гибели других. Если бы мы могли открутить огромную киноленту жизни в прошлое и запустить процесс заново, мы бы получили иные результаты. И история прихода к ним была бы совсем другой. Запусти еще раз – и снова новое. Сад Авернус – урок сопряжения случайности и судьбы, эксперимент столь же неповторимый, как история жизни на Земле. Я уже говорила, что у полихинов нет эквивалента ДНК, нет внутренней памяти с запасом программ, позволяющих воспроизвести начальное состояние. Если их уничтожить, их прошлое и настоящее сгинут без следа. Они – создания вечно изменяющегося «сейчас». Но я открою правила их изменения. Я освобожу их от случайности, дам историю и судьбу. Можно провести любопытную параллель между этим садом и обществом дальних. Они надеялись переписать свои геномы и уйти от ограниченного набора возможностей, заданных случайной историей человечества. Война положила конец их великому эксперименту. Мы побоялись того, что они разовьются во что-то превышающее человека и мы не сможем сдержать эту новую сущность, не сможем управлять ею – и она повлияет на нашу судьбу, захотим мы того или нет. Изучение этого сада и подобных ему позволит понять размах возможностей, которыми обладают дальние. А понимание – ключ к власти. Вот практическая польза, о которой так хочется знать полковнику. Но я сомневаюсь в том, что он оценит ее.