Вожак - Александра Лисина

— А твои ушастые родственники?

— Нет, госпожа. Мы приняли решение.

— И убедить вас от него отказаться, я так понимаю, мне не под силу?

— Совершенно верно.

— Паршиво, — откровенно задумалась Гончая. — Только на Торка мне сдались три десятка обормотов, которые ни возразить, ни поспорить не могут? Которые без моего разрешения даже ногти подстричь не посмеют? И готовы терпеть мой мерзкий характер, чего бы им это ни стоило? Тиль, ты, случайно, не знаешь? Мне их что, родственникам подарить на праздник летнего солнцестояния? Хоромы, может, свои украсить? Или вместо статуй в саду использовать?

Лакр негромко фыркнул.

— Скажи, чтоб отвязались, и дело с концом.

— Ага. А они все равно попрутся следом, потому что это — единственное мое желание, которое они не станут исполнять. Но попрутся тайно, через кусты и болота, а потом еще наверняка утопнут к всеобщей радости.

— Так чем тебе не выход?

— А моя совесть? — возмутилась Белка. — Думаешь, мне приятно будет охотиться, если я буду знать, что где-то поблизости бродит неупокоенная нежить? А если на них какой-нибудь пересмешник наткнется? Их что тогда, второй раз убивать прикажешь? При том, что сделать это будет не в пример сложнее, чем сейчас!

Ланниец в затруднении оглянулся на побратимов.

— Ну… Тогда пригрози, что действительно пришибешь, если не подчинятся.

— Ага! Они только спросят в ответ, каким способом им лучше убить себя, чтобы мне было приятно на это посмотреть… Нет. Тут что-то другое придумать надо. Тиль, у тебя идеи есть?

Владыка Л’аэртэ озадаченно кашлянул.

— Хм, это настолько невероятно, что я даже не понимаю, чем тебе помочь.

Стрегон пораженно оглядел замерших в ожидании эльфов: мертвые лица, пустые взгляды, опущенные плечи… Ни тени эмоций на лице, будто им все равно, что она решит: велит ли жить или позволит умереть! И кому они такие нужны? Неудивительно, что Бел расстроилась.

— Тьфу, не убивать же их в самом деле, — сокрушенно покачала головой Белка. — Ох, мне только этого не хватало! Инару, убери с лица эту гримасу — она напоминает мне морду Шушана, которую он строит каждый раз, когда я ухожу. Эналле, ну вы ж не в рабство продались, в самом-то деле! Понимаю, что угрожать вам бесполезно, а уговаривать — глупо, но клянусь: если сейчас же не увижу тут три десятка нормальных эльфов, то очень сильно огорчусь. И самое малое, что вам грозит, — три тысячи лет в услужении в подземельях гномов. Не считая того, что устроит вам перед этим моя стая. Я ясно выражаюсь?

Перворожденные неуверенно шевельнулись.

— Ну? Не слышу ответа!

— Да, госпожа, — тихо ответил за всех Эналле и, будто очнувшись от ступора, вопросительно посмотрел на Белку. — Так правильно?

— Так лучше, — все еще сердито пробурчала Гончая. — Но пока неправильно.

— Мы будем стараться, гос…

— Ты забыл мое имя? — вдруг сухо осведомилась Белка, мигом превратившись в сурового Ходока.

— Нет, — слегка опешил эльф.

— Тогда в чем дело? Память подводит? Клятва мозги затуманила? Может, подхалимство проснулось?

Ллер Эналле, не ожидавший столь резкой перемены, на мгновение смешался.

— Н-нет.

— Тогда впредь чтоб я больше ничего подобного от вас не слышала.

— Хорошо, Раиррэ, — неуверенно кивнул эльф, а потом осторожно вздохнул, не слишком понимая, как себя вести.

Но, кажется, Белку вполне устроило даже такое проявление эмоций. По крайней мере, на первое время.

Стрегон одобрительно хмыкнул, поняв, что не зря она сейчас разговаривает с ними именно в таком тоне, жестко, властно и уверенно. Пусть придут в себя, разберутся, что к чему. Привыкнут, на собственных шкурах прочувствуют, какую именно долю выбрали. Поймут, что это в их ситуации — не самый плохой вариант. Пусть машинально выполняют то, что от них требуют, не забивая голову чепухой, не сомневаются и не боятся будущего. Правда, теперь это будущее целиком и полностью зависит от Белки. Ей от этого, конечно, не легче, но в данный момент будет лучше, если она просто возьмет эти проблемы на себя. Позволит эльфам вздохнуть полной грудью, поможет избавиться от чувства вины. Даст толчок для новой жизни и покажет новую цель. Они пройдут через это. Справятся. К тому же Белка — отличный вожак, пожалуй, лучший из тех, кого он когда-либо видел. А дальше эльфам станет легче. Она сумеет их растормошить и доказать, что жизнь еще не закончилась, после чего даже в эти пустые глаза вернутся понимание и согласие. А может, и облегчение от мысли, что они наконец сделали правильный выбор.

Перехватив выразительный взгляд полуэльфа, Белка сурово поджала губы.

— Так, ушастые, что с вами делать, решу потом. А сейчас встали в строй, сомкнули ряды и следим в оба — как только закончится кордон, мне будет не до вас. Если что-то случится, скажете. Если нет, молча топаете вперед вместе с остальными до тех пор, пока не велю остановиться. И еще: с этой минуты слова Тиля обретают для вас силу приказов. За его жизнь отвечаете головой.

Стрегон мысленно зааплодировал.

— Да, Раиррэ, — живо отозвались перворожденные, получившие первую определенную задачу, и с готовностью обступили бывшего владыку.

— Прекрасно, — холодно улыбнулась Гончая. — Раз уж вы навязались на мою голову, будьте готовы к тому, что поблажек не будет. Шир!

— Ау? — немедленно отозвался вездесущий перевертыш.

Правда, в каком он был виде — человеческом или волчьем, — никто не знал: охотник с самого утра не показывался на глаза. Бежал невдалеке, но так, что даже зоркие стрелки не могли различить за деревьями его стремительный силуэт. И за кордон он ушел самым первым. Юркнул из чащи, молнией скользнул на ту сторону и с тех пор хорошо, если пару раз подал голос, да и то — такой же неопределенный, как и сейчас. То ли спросил, то ли провыл.

Белка же и бровью не повела.

— Приглядишь за ними.

— Угу.

«Значит, все-таки сейчас он человек, — понял Стрегон. — Правда, зачем опять прячется, непонятно. Может, не хочет напугать? Но почему? Мы же вроде все видели?»

Он хотел было спросить об этом, но глянул на Гончую и передумал: сегодня ее глаза уже во второй раз изменили цвет с голубого на непонятный жутковато-зеленый. Злилась она, что ли? Или просто хмера внутри нее стала еще немного сильнее?

Стрегон тихонько вздохнул и на всякий случай проверил, как действует левая рука. После чего знаком велел побратимам смотреть в оба и последовал за обеспокоившимся Тирриниэлем.

Ночью Гончая снова покинула лагерь. Однако на этот раз Шира с собой, как ни странно, не взяла. Лакр, проводив Белку раздосадованным взглядом, тут же попробовал ее догнать и задать миллион вопросов, которые с самого утра вертелись на языке, но не тут-то было: барьер при приближении ланнийца зашевелился, а потом угрожающе ощетинился острыми колючками, словно сказал: «Назад!»