Мемуары «Красного герцога» - Арман Жан дю Плесси Ришелье

Он продолжал исполнять свою должность в течение почти двух или трех недель, истекших с коронации, после чего спор по поводу швейцарцев из Лиона, о котором я уже упомянул, вспыхнул с новой силой в связи с желанием Вильруа оплачивать их содержание из местных доходов.

Эта история разозлила герцога де Сюлли, считавшего, что неоправданно взваливать на корону такие расходы, когда привычные к этому горожане могут и сами нести охрану Лиона, и он напал на канцлера, который покровительствовал Вильруа, обвинив их обоих в желании подорвать дела Короля. Поскольку это оскорбление касалось всех министров, они сговорились уничтожить этого упрямца.

Аленкур, имевший свой интерес в этом деле, обратился к маркизу де Кёвру, зная его неприязнь к герцогу де Сюлли, заполучившему пост командующего артиллерией еще при покойном Короле, хотя право преемственности на нее было у маркиза, и предложил ему добиться удаления герцога от двора, намекнув, что все министры охотно посодействовали бы этому, если бы Господин Граф пожелал, чтобы эта должность досталась маркизу д’Анкру.

Стоило маркизу де Кёвру получить это предложение, как он тут же обратился к Господину Графу, убеждая его, что этот случай поможет ему убедить министров согласиться со свадьбой своего сына и м-ль де Монпансье; он тотчас же решил побеседовать с маркизом д’Анкром, пообещавшим ему сопровождать министров на этой встрече.

Затем речь зашла о том, как успокоить министров по поводу замужества, желаемого Господином Графом. Маркиз де Кёвр, изворотливый и авторитетный в делах двора, посодействовал этому: то ли министры сами этого захотели, то ли малый возраст жениха и невесты привел их к заключению, что у них будет еще немало возможностей помешать исполнению этого замысла.

Таким образом, Господин Граф и маркиз д’Анкр стали союзниками, а в деле, касающемся герцога де Сюлли, к ним присоединились и министры. Однако удаление герцога де Сюлли было отложено в связи со следующими событиями.

Граф Суассонский, будучи губернатором Нормандии, был обязан выехать туда, чтобы возглавить заседания Провинциальных Штатов, а в его отсутствие герцог де Сюлли накануне Рождества вновь затеял очередную ссору в Совете с Вильруа все по тому же поводу и дошел при этом до такой брани, что Вильруа был вынужден удалиться в Конфлан до возвращения Господина Графа.

Историю впадения в немилость герцога де Сюлли мы закончим чуть позже.

Однако не могу не упомянуть о том, что еще до истечения этого года в Испании состоялся самый дерзкий и варварский Совет из всех известных в истории предшествующих веков, что дало Франции повод подтвердить свое человеколюбие и свою набожность.

Испания была заполнена мавританцами, называемыми так потому, что они происходили от мавров, которые когда-то завоевали Испанию и семь веков подряд управляли ею.

Преследования со стороны короля, презрение, с которым к ним относились христиане, привели к тому, что большинство из них тайно сохранили веру своих предков, направленную против Бога, поскольку они чрезвычайно ненавидели людей.

С ними обращались как с рабами, и они стремились найти способ вернуть себе свободу; подозрение в том, что все к тому и идет, привело к их поголовному разоружению, особенно в королевствах Гранады и Валенсии, где почти весь народ был заражен этим ядом; им не разрешалось носить даже кинжалы, если они не были затуплены.

Испанский Совет, посчитав, что покойный Король затевал большой поход против них, опасался также, что потомки мавров воспользуются случаем, чтобы разжечь войну в сердце их государства.

Дабы предупредить эту опасность, вполне реальную, король-католик в начале этого года повелел всем этим людям покинуть Испанию с их семьями, дав на это всего месяц, в течение которого им было разрешено продать скарб и увезти с собой его стоимость, но не в деньгах, а в товарах страны, не запрещенных к вывозу; жилища же их были конфискованы в пользу короля.

Те, кто жили рядом с морем, погрузились на корабли и отправились в земли варваров – кстати говоря, все иностранные корабли в портах были арестованы; остальные направились к границе Франции.

Невозможно представить себе жалость, которую внушал этот несчастный люд, лишенный всего своего имущества, изгнанный из страны, ставшей ему родиной: те из них, кто исповедовал христианство, а таких было немало, были достойны еще большего сострадания, поскольку, как и другие, они были изгнаны в страны варваров, где над ними нависла опасность насильственного обращения в иную веру.

Женщины с грудными младенцами, с четками в руках рыдали и рвали на себе волосы под грузом обрушившихся на них бед, призывали на помощь Иисуса Христа и Деву Марию, с Которыми их заставляли расстаться.

Герцог де Медина, командующий флотом андалусского побережья, высказал свое мнение Совету Испании по поводу этого плачевного исхода, но получил новый приказ – не считаться ни с возрастом, ни с полом, ни с положением, так как государственный интерес заставлял добрых страдать за злых.

Герцогу пришлось повиноваться, но он открыто заявил, что легко приказывать то, что невозможно исполнить без крайнего сострадания, когда видишь собственными глазами подобные муки.

Число изгнанных превысило восемьсот тысяч; по своему размаху это изгнание не уступало исходу евреев из Египта. Правда, между ними было два различия: первое – израильтяне вынудили египтян отпустить их, мавританцев же принудили покинуть страну; и второе – израильтяне ушли из чужой страны, чтобы обрести землю обетованную, а мавританцы покинули родину, чтобы очутиться в неведомых землях, в которых им предстояло стать иностранцами и, возможно, отказаться от своей веры.

Король Генрих Великий, предупрежденный о том, что некоторые из этих несчастных направляются в его королевство, заслужившее повсюду репутацию убежища для страждущих, опубликовал в феврале ордонанс, обязывающий должностных людей и чиновников объяснять людям на границе, что пожелавшим жить в католической вере и подтвердившим это в присутствии епископа Байоннского впоследствии будет разрешено проживать в его государстве, по эту сторону рек Гаронна и Дордонь, где их примут после совершения акта веры перед епископом той епархии, в которой они пожелали бы остаться на жительство.

Остальным, избравшим магометанство, предоставят корабли, чтобы они могли добраться в земли варваров.

Смерть этого великого Короля опередила исполнение его воли, но Королева тщательно выполнила ее.

Нашлись чиновники, злоупотребившие властью при выполнении этого богоугодного дела и совершившие множество преступлений и даже несколько убийств несчастных, пожелавших отправиться в земли варваров; но их так наказали, что это отбило охоту у других творить подобное.

В этом же году скончался курфюрст Пфальцграфский, чья смерть заслуживает быть отмеченной как предзнаменование многих бед, случившихся в следующие годы из-за неуемного честолюбия его сына, который, следуя советам герцога Буйонского и некоторых других его союзников, был, по мнению многих беспристрастных людей, справедливо лишен своего государства за то, что захотел слишком несправедливо захватить другие.