Мемуары «Красного герцога» - Арман Жан дю Плесси Ришелье

У провинций было много причин не доверять герцогу Буйонскому, более заинтересованному во дворе, чем в их деле; но они не желали следовать за другими вожаками, которые руководствовались обидой на плохое отношение к ним со стороны двора.

В мае все сошлись в Сомюре, там-то герцог Буйонский и узнал от друзей, что Ле Плесси изменил свою позицию, что герцоги де Сюлли и де Роан приберегали его для себя, вместо того чтобы привести на пост президента – а было известно наверняка, что он полон решимости добиваться его, – это стало известно на следующий день, когда из ста шестидесяти голосов ему было отдано лишь десять.

В помощники ему дали министра Шамье[73], а в писари – Деборд-Мерсье, двоих самых больших мятежников во всей Франции, что они и доказали в ходе всей ассамблеи, на которой первый то и дело призывал к огню и мечу, а второй – к иным крайним действиям.

Герцог Буйонский оказался в тяжелейшей ситуации не только в начале ассамблеи, но и в ходе ее, когда обеспечивал себе поддержку не больше двадцати двух голосов дворян и одного голоса священнослужителя, которые руководствовались не столько своей личной привязанностью к нему, сколько интересами и благом государства.

Поскольку число благонамеренных значительно уступало числу неблагонамеренных, невозможно было помешать тому, чтобы наказы депутатам были составлены таким образом, что даже гугенотский Совет не смог бы удовлетворить их.

Буассиз и Бюльон, депутаты от Короля на этой ассамблее, с начала и до окончания ее работы использовали свои возможности, чтобы взывать к разуму депутатов, но все их старания оказались напрасными.

На их запросы, переданные двору двумя депутатами, были получены ответы, но не так быстро, как того требовали обстоятельства, а лишь когда позволило время. Бюльон попытался выиграть время, 5 июня он обратился к ассамблее, убеждая депутатов не выходить за рамки их полномочий, стал разъяснять, что время несовершеннолетия Короля, как никакое другое, требует от них покорности и смирения.

Он убеждал их, что только таким образом они добьются полного удовлетворения своих наказов; он объявил им, что, поскольку ассамблея была разрешена Королем лишь для того, чтобы назначить депутатов, которые могли бы изложить свои жалобы, согласно эдикту примирения, ему было поручено Ее Величеством передать им его высочайшее повеление приступить к назначению депутатов, а затем, после того как они получат ответы, разойтись.

Эта речь застала мятежников врасплох: они считали, что невозможно так скоро принять столь смелое решение, явно идущее вразрез с их планами, и стали противиться королевской воле: мятежная партия была намного сильнее партии примирения.

Одни говорили, что повседневная практика и здравый смысл обязывают их подчиниться, а другие открыто призывали не терять времени, игравшего на руку их приходам; в ответ на что президент г-н дю Плесси ответил, что на время несовершеннолетия Короля им следовало бы вести себя как взрослым людям.

После бурных прений ассамблея ответила г-ну де Бюльону, что не может ни назначить своих депутатов, ни распуститься.

Исходя из опыта нескольких ассамблей, созывавшихся и той, и другой стороной, герцог Буйонский счел, что единственным выходом из этого хаоса может стать передача Королем полномочий людям своей партии, среди которых заправляли Шатийон[74], Парабер, Брассак, Вильмад, Гитри, Бертишер – всего числом двадцать три, – с тем чтобы они принимали наказы, назначали депутатов, если остальные откажутся это делать.

Когда эта депеша поступила от двора, оппозиция исполнилась таким гневом и яростью против означенной дворянской группы, что на заседании, где нужно было отвечать лишь «да» или «нет», председательствовавший на нем губернатор приказал спрятать мушкетеров над залом ассамблеи, чтобы использовать их в случае, если меньшинство не сумеет договориться с большинством.

Но это меньшинство, состоявшее из людей знатных, было не робкого десятка – они не только отважились войти в зал ассамблеи, но и собрали на заднем дворе своих друзей, дабы те могли явиться по первому сигналу тревоги; их решимость заставила остальных смирить свой пыл и в конце концов 3 сентября дать согласие на назначение депутатов, а затем – с зубовным скрежетом – на роспуск ассамблеи.

Они совместно решили, что каждый депутат из числа их сторонников отправится в свою провинцию, чтобы там всеми способами заставить поверить в неправоту своих противников и двора, добиться созыва новой ассамблеи или же использовать с помощью созданных ими обществ все возможные способы нарушить мир в стране и попытаться выловить рыбку в мутной воде.

В то время как эти неверные подданные Короля пытались подорвать своими происками основы королевской власти, такие же не менее неверные служители Божии снова попытались установить нечто вроде церковной монархии, опубликовав под именем Плесси-Морнея мерзкое сочинение под названием «Мистерия неправедности, или История папства», с помощью которой они хотели внушить простым людям, что Папа присвоил себе гораздо больше власти на земле, чем ему передал Бог.

Чтобы удушить это чудовище в зародыше, богословская школа Сорбонны осудила книгу сразу же после ее появления на свет и призвала всех прелатов предостеречь порученные им Богом души от сего сочинения, дабы не заразиться ядом, который оно содержало.

Тогда же Майерн издал не менее вредный труд под названием «Об аристократической монархии», в котором среди прочего требовал, чтобы женщин не допускали к управлению государством. Королева приказала конфисковать и уничтожить все экземпляры этой книги, но все же, чтобы не обижать гугенотов, сочла благоразумным помиловать автора.

Ассамблея, о которой мы только что говорили, стала источником многих смут, в чем мы убедимся ниже.

Вильруа, который всегда извлекал пользу из междоусобиц и который накопил большой опыт в царствование короля Карла IX и королевы Екатерины Медичи, утверждал, что при наличии двух партий в королевстве, одной – составленной из католиков, и другой – из гугенотов, нужно решать, к какой присоединиться.

Напротив, те, кто был вскормлен покойным Королем, считали это предложение опасным и советовали Королеве не связываться ни с одним из этих кланов, а быть бесстрастной хозяйкой и тех, и других.

Нерешительность, проявленная ею в то время, как гугеноты только начинали затевать свои козни и заговоры, позволяла им поверить в то, что они останутся безнаказанными. После того как не была пресечена смелость, проявленная Шамье, который потребовал созыва ассамблеи вскоре после кончины Короля, гугеноты сочли, что могут начать все сначала. Этот негодник осмелился открыто заявить в разговоре с канцлером, что, если им не дадут такого разрешения, они сами добьются этого, а канцлер снес это непростительное и наглое заявление.