Лестница грез. Одесситки - Ольга Приходченко

– Меня сейчас вырвет! – нагнетала ситуацию Галка.

Вагон от народного гнева и сочувствия к Галке еще больше накалялся. Каждый с злым б леском в глазах старался вставить свои пять копеек, отпустить нелицеприятные реплики в адрес сидящего бугая.

– Вы что там читаете, молодой человек? Там о беременных что-то написано?

– Галка, а когда ты успела? – не могла угомониться я, изображая максимум удивления на лице.

– Как его увидела, так и сразу, счас на часы взгляну. Ага! Уже как пятнадцать минут. Счас рвать начну.

Больше ни один парень не выдерживал, срывался с места, пробивался к выходу, пулей вылетая на ближайшей остановке. Народ наконец врубался, что это розыгрыш, и все начинали дружно смеяться: находчивые девчата, так и нужно с этими жлобами. От пошли мужики, всэ тилькы до себе, не проймёшь! Ото жлоба, кугуты понаехали. Разве раньше так было? «Ой, мадам, садитесь, внучка на колени, в ногах правды нет, да и стоять тяжело», – не менее дружно переполненный вагон усаживал на освобождённое место пожилую женщину с мальчишкой лет пяти. А мы с чувством выполненного долга выскакивали, правда, иногда с предупреждением, как бы мы не нарвались на неприятности.

Но это ещё больше нас распаляло, мы росли, и приколы наши становились всё более изощрённые. Любимым занятием стала опять же «работа» в трамвае. На 6-ой станции мы садились в разные вагоны, делали вид на остановке, что друг с дружкой не знакомы. Едва попадался какой-нибудь более-менее приличный парень, как мы начинали строить ему глазки. Один взгляд, и он на крючке. Можно больше не стараться, сам проявит инициативу, предложит познакомиться. И кто из нас больше узнает о новом знакомом, тот выигрывает пари. На конечной остановке выпархивали из разных вагонов, и устраивалась неожиданная встреча двух подружек, не разлей вода. Один кавалер или два, как повезёт, что попались в наш капкан, стояли и терпеливо, пока мы щебетали, обменивались наскоро информацией и решали, что делать дальше, подходят эти кадры нам или нет. Бывало, назначали им свидания, но чаще спроваживали пустышку. Главное – заключенное пари сработано, кто проиграл, тот покупает мороженое или билеты в кино. Конечно, это была злая затея, и мы могли бы без осложнений не выпутаться из истории, но кто всерьез задумывался об этом, когда тебе пятнадцать или шестнадцать и кровь играет. А на улице вокруг тебя бурная весна, не время года, а взрослая жизнь бурлит и хочется быстрее влиться в нее.

Бедная тихоня Лилька Гуревич для таких дел не годилась. Мы уже с Галкой проверили, раз взяв ее с собой: в её присутствии ни один парень не рискнул подойти к нам на пушечный выстрел, обходил, как говорили девчонки у нас в классе, двадцатой дорогой. Одно выражение лица Лиленьки чего стоило! Она гордо запрокидывала назад голову, выпячивала нижнюю губу, чтобы хоть немного прикрыть торчащие вперёд зубы верхней челюсти. Она, бедняга, выбила их ещё в чудном городе Краснотурьинске. Да и одежда её поражала воображение.

Чего только стоила её так называемая шуба. Старое выгоревшее красного цвета пальто Риты Евсеевны с громадными плечами, такие носили еще до Второй мировой войны, было подбито изнутри вместо ватина такой же облезшей лисой, поэтому и называлось шубой. Правда, Лилька настояла, и ей удалось по моде нашего времени отвоевать у матери право укоротить его выше колен. Ниже следовали две тоненькие ножки в нескольких парах чулок, чтобы выглядели потолще. Они торчали из широченных голенищ сапог, купленных в Москве. Завершался наряд шляпой, сшитой приятельницей Лилькиной матери. На шляпной болванке сначала сконструировали шерстяную шапочку, а потом на неё сверху нашили три старых песцовых хвоста. Поскольку пришиты они были параллельно, то шляпа напоминала треух времён Петра Первого. И в целом этот наряд и Лилька в нём напоминали знаменитую картину вышагивающего царя по строящемуся великому граду.

Паразитка Галка всё время просила Лильку дать поносить ей на время её шляпку, убеждая простодушную «Лиленьке», что эта шляпа полный атас. Все кавалеры теперь будут у её ног Доверчивость мамзель Гуревич не знала границ, не знала границ и наша любовь к шуткам. По очереди напяливали на себя ее шубу, напяливали треух и дико хохотали, глядя на себя в зеркало, пока у подружки не наворачивались слёзы и до неё не доходило, что это спектакль. «Чего ты, Олька, после семилетки не пошла в театральное училище, сейчас бы уже была артисткой», – услышала я как-то от Лильки после очередного нашего прикола.

Мы с Галкой подшучивали с таким же успех ом и над собственными персонами. Никому из нас и в голову не приходило обижаться, а вот Лилька вдруг затаила обиду на Рогачку. Галке, однако, все это было по барабану. Больше всего доставалось мне, приходилось балансировать между обеими близкими мне девчонками или – не хотелось употреблять это классическое выражение, но все-таки употреблю – болтаться «как говно в проруби».

С Лилькой мы посещали музеи, выставки, кино. Я бесконечно выслушивала о её любви к нашей знаменитости, балеруну оперного театра. Мы бегали к Лилькиной матери в парикмахерскую, чтобы поглазеть на него живьём. Рита Евсеевна всегда докладывала нам, когда он будет стричься у Изьки, известного на всю Одессу мужского мастера. Мой дядька Леонид Павлович иногда тоже стригся у него и выглядел после этого шикарно, ра дуя Жанночку и меня с Алкой, когда мы заглядывали к ним в гости. И вот же ирония судьбы: не без участия моего дядьки обожаемый Лилькой балерун получил причитающийся по нашим законам срок, наверное, дога дались за что. Леонид Павлович долго не мог успокоиться: была бы моя воля, я бы весь оперный театр посадил и ликвидировал в городе этот рассадник. Вот это да! А мы-то думали, здесь среди мужчин-танцоров одни дамские угодники, соблазнители красивых девушек, а они, оказывается, по другому делу…

И все же однажды мне с Лилькой повезло! После посещения парикмахерской, гуляя по Приморскому бульвару, мы подцепили двух кавалеров. Да каких! Сами от неожиданности растерялись, но держали хвост пистолетом. Кавалеры были совсем взрослые. Оба выглядели, как с об ложки зарубежного журнала. Если бы не неповторимый одесский говор, их можно было принять за иностранцев. Одного звали Юрием, он был высок, хорошо сложён, но чуть-чуть полноват. К одежде не придерёшься, так даже с одесского толчка вынарядиться не получится. Вся она на нём блестела, прежде всего невиданным качеством, не избитая, подобрана по фигуре, по последнему писку моды. Композицию завершали дымчатые очки в роговой оправе, как у Збигнева Цыбульского, в которого все девчонки были влюблены беспрекословно. Я шепнула Лильке: как денди лондонский одет, он наконец увидел свет.

Второй был одет поскромнее, но тоже с претензией на роскошь, по меркам того же знаменитого толчка. И очёчки на шнобеле были попроще, и выглядел он по сравнению с другом пожиже. Вот с такими кадрами свела нас с Лилькой судьба. Я так про себя подумала: день промозглый, холодный, кадрить особенно этим франтам не было кого. Мы случайно попали в поле их зрения, и они прихватили нас явно от нечего делать.

Тот, что пожиже, первый спросил: где же учатся столь очаровательные создания, если не секрет? Ответишь, что в школе, и конец игре, а так хотелось прошвырнуться в этой компании и ловить на себе завистливые взгляды. Если на них, то, соответственно, и на нас всеобщее внимание. Ничего умнее не придумали, наврали, что учимся в музыкальном училище на втором курсе, словом, уже не малолетки, а вполне взрослые. Кончилось тем, что молодые люди назначили нам свидание.