Невский проспект - Дмитрий Вересов

И если бы дело было только в этой проклятой бритве!

Вадим был уверен, что рано или поздно ее починит. Как только решит вопрос с утюгом, который, по всей видимости, решил переквалифицироваться в обогреватель – как-то утром его пластмассовые бока оплавились раньше, чем Вадим заметил, что происходит. Вскрыть утюг не удалось – видимо, внутри все уже спаялось намертво. И запас глаженых рубашек теперь быстро таял. С брюками было просто, по студенческой привычке – намочить и под матрас. С рубашками все было гораздо сложнее, пришлось в конце концов занять утюг у соседа.

Один из героев Рабле знал шестьдесят три способа добычи денег. Спустя века Остап Бендер говорил уже о ста – явный прогресс. Однако все эти способы мало подходили законопослушному Вадиму. Оставалось только выиграть в лотерею или найти кошелек с деньгами. Только кошелек он непременно отнес бы в бюро находок, а в лотерею Домовому никогда не везло. Значит, оставался труд честный.

Тут возникала другая очевидная проблема – не с кем было оставить Верочку. Впрочем, в любом случае его академический отпуск подходил к концу, так что с дочкой нужно было что-то придумывать, даже если бы Вадим купался в деньгах. И выход был только один, подсказанный и жизнью, и сестрицей Ленкой, которая теперь звонила регулярно – примерно в полдевятого вечера, когда Вадим заканчивал смотреть с дочкой «Спокойной ночи, малыши!». После передачи телевизор обычно выключался – Иволгин, убедившись, что советские средства массовой информации игнорируют успехи Кирилла Маркова, перестал смотреть программу «Время». Правда, жалобы Ленки на неудобства, связанные с беременностью, были ненамного интереснее репортажей о битвах за урожай или качество, перемежаемых выступлениями чернокожих послов из дружественных стран.

Домовой с ужасом ожидал появления на свет племянника – пол ребенка Лена определила давно по каким-то мудреным народным приметам. Как он хорошо знал по собственному опыту, нет ничего тоскливее, чем рассказы о проблемах с пищеварением чужих малышей. Очередной звонок сестры за-стал Вадима за архиважным делом – Верочка принимала ванну, радостно била ладошками по воде, разбрызгивала пену и разбрасывала игрушки – у нее было отличное настроение. Иволгин прикрывал ей ладонью глаза – стоит попасть в них мылу, и начнется жуткий крик. Щекой он прижимал к плечу трубку, жалея о том, что природа не снабдила его в придачу третьей рукой – это было бы очень кстати. Всем отцам-одиночкам – дополнительную конечность! У Луи де Фюнеса, кажется, была такая в одном из фильмов про Фантомаса.

– Привет, Лена, я тут немного занят! – он отобрал у Верочки губку, которой она пыталась намылить безрукого пупса. Дочка расстроилась, и ему пришлось помыть и целлулоидного инвалида.

– Нет, тут не три, тут четыре руки нужно! – приговаривал Домовой. Верочка вертелась и хихикала. – И желательно – женских, твое счастье, что ты еще ничего не понимаешь…

– Это кто ничего не понимает?! – Ленка приняла слова на свой счет, и в ее голосе сразу появились плаксивые нотки, от которых у Вадима начинали болеть зубы.

Оставалось догадываться, как умудряется выносить их Ленкин муж. Наверное, привык.

– Не ты, не ты! – поспешил успокоить ее Вадим. – Ты у нас самая сообразительная, как птица говорун!

– С пестрым хохолком? – задумчиво спросила она. – Слушай, а ты не думал завести кого-нибудь себе! Попугая, например!

– Нет! – категорично заявил Вадим, который сразу понял, куда дует ветер. Ленке с мужем в преддверии родов срочно нужно сбагрить птицу – и без нее будет много хлопот, да и ребенку ни к чему слушать нецензурщину.

– У меня аллергия на перья! – сказал он самым серьезным тоном, на который был способен. – Я на птиц даже смотреть не могу, сразу начинаю чихать!

– Ой, правда, что ли?! – она определенно поверила. – А это передается по наследству?!

– Ленка, я не могу долго говорить, – сказал Домовой, – у меня здесь все остынет.

– Ты чай пьешь?! – закричала сестра – на линии пошли помехи. – Опять какую-то траву заварил?! Ты как колдун какой-то со своими настоями! Там на севере, знаешь, всякие шаманы есть! Они настоями лечат – ты как шаман…

– Однако я правду говорю, – сказал Домовой, изображая этого самого шамана. – Однако ребенок простудится!

– Ты меня будешь консультировать, когда я стану мамой? А говорят – беременные мыло едят! Наташа ела мыло?! Ой, извини, что я напоминаю – я такая бестактная бываю! А какое она ела мыло – клубничное или детское? Знаешь, мне всегда казалось, что клубничное должно быть вкуснее!

– Не помню… Не ела она никакого мыла! – сердился Домовой – вода и правда быстро остывала. – Возьми сама и попробуй, если тебе так интересно, – в жизни всегда есть место эксперименту!

– Ты издеваешься, а я ведь тебе еще самого главного не сказала! – пробулькала Ленка.

– Подожди немного! – Он вытащил Верочку из ванночки, оставив пупсов с утятами кружиться в мыльной водице. – Я тебе перезвоню!

Уложил дочку и еще не одну минуту думал, прежде чем набрать Ленкин номер. Ясно было, что речь пойдет снова о том же самом. Сестре, не посвященной в детали скандала, разразившегося после отъезда Наташи, было непонятно упорство, с которым Домовой отказывался восстановить отношения с родителями.

Что его останавливало?! Может быть, боязнь утратить свободу, к которой он успел привыкнуть за последнее время.

– Знаешь, как они расстраиваются! – спрашивала сестра, и Домовой чувствовал себя злодеем почище сказочного Карабаса-Барабаса. – Особенно мама! Я тебе прямо скажу, ты ведешь себя, как невменяемый!

Домовой и не сомневался, что мирная инициатива исходила именно от нее, от матери. Гертруда Яковлевна принадлежала к тому типу женщин, которые привыкли держать всех и вся в своих руках, включая, конечно, мужа. Отец, который еще в начале ссоры звонил несколько раз украдкой, вскоре звонить перестал, и Вадим прекрасно понимал, в чем тут дело. Бедный папа никогда не умел лгать, а значит, мама узнала и приказала прекратить.

И это, тогда ему казалось, было последним камнем, последней точкой. Этого он не мог, не должен быть простить. Но время прошло, и злость испарилась, исчезла без следа. Домовой не умел ненавидеть, и в конце концов, он жил в родительской квартире – они не отказались от него, как от чужого. Так какое право он имел отказываться от них?! Еще Марков как-то в шутку заметил, что Вадиму не помешала бы небольшая доза «озверина». Для профилактики. Что верно, то верно – Домовой, следуя старому доброму правилу, считал, что во всех бедах следует в первую очередь винить себя. И винил, забывая, что из правил бывают исключения.

На радость Лене, без колебаний приписавшей себе заслугу воссоединения семьи, встреча действительно состоялась. Сестра, которая от вынужденного безделья целиком переключилась на проблемы родственников, пригласила Вадима на следующий вечер к себе, на нейтральную территорию.

Вадим не спорил, но наутро, едва проснувшись, отчего-то струсил и хотел визит отложить. Сказаться больным, например. Он ведь человек и вполне мог, например, простудиться. Глупо и даже преступно тащить свои бациллы к беременной женщине. Однако здравый смысл перевесил – в конце концов, он уже большой мальчик и симулировать стыдно. Верочка поехала в гости с отцом, это будет точная и безжалостная проверка – мать просто обязана принять внучку, иначе о примирении не может быть и речи.